Трактирный Чистополь 3 (Часть 3)

По правой стороне улицы Архангельской до недавнего времени находилось вычурное, с двумя башенками, здание купца Ивана Павловича Рябинина (на снимке), содержавшего постоялый двор, известный в городе трактир, на короткое время переименованный в ресторацию, потом в чайную, а далее снова в трактир. Переименования были связаны с неудачным расположением этого заведения: с одной стороны он был в непосредственной близос­ти от Спасского Храма, с другой - небольшое расстояние отделяло его от учебного корпуса Высшего начального технического училища, директор которого Н.Р.Порман не давал житья Рябинину своими обращениями в Городскую думу. По существующим в те времена предписаниям, питейные заведения не должны были находиться рядом с церковью и учебными пунктами. Но у Рябинина, очевидно, имелась группа поддержки в Думе, гласным которой являлся и он, потому особых запретительных указов он не получал. И Рябинин в ответ на рекомендации Думы предложил компромиссное решение: он, меняя статус, превращал трактир в чайную в великопостные дни и престольные праздники и раз в неделю обеспечивал бесплатными обедами учащихся ремесленной школы. И все были довольны! А главное - оставшиеся «яства»: щи суточные (позавчерашние), каши и пироги недоеденные - отправлял в Александровскую ночлежку, где завтраки (чай и кусок «ситного», то есть пшеничного хлеба) и ужины были для постояльцев благотворительными. Присоединялись и другие трактир­щики-доб­рохоты: ну, правда, не выливать же добро на помойку!

 

У Рябинина заведение было разделено на «гос­подскую часть», где находились «кабинеты», и общую - для простой публики. Кроме возлияний, в «кабинетах» играли в карты «на интерес», порой до полуночи. Вообще-то это было запрещено циркулярами губернских властей, но, как говорится, «хозяин - барин», ведь «кабинеты» заказы на спиртное делали на крупные суммы. Это покрывало все - любой запрет любых властей.

 

В 12 часов ночи трактир закрывался, но по просьбе уважаемого контингента мог и до утра обслуживать особо азартных. Для них же была устроена и ­бильярдная, но в основном «шары гоняли» молодые приказчики и чиновники низших табельных ступеней. На столах у чистой публики иногда появлялись газеты: «Волжско-Камская речь», городская «Копейка» и даже петербургские «Ведомости». Объективности ради, следует добавить, что большое количество изданий СМИ имелось в купеческом клубе и публичной библиотеке.

 

А в зале для простонародья за 20 копеек можно было принять двухсотграммовую стопку водки и закусить солеными груздями, а порой и жареной колбасой от известного в городе колбасника Шубина. Это для тех, кто был в спешке и делах неотрывных. А те, кто знал толк в хорошей еде и не торопился, мог заказать налимью уху, гурьевскую томленую кашу с поросенком, а то и пирог страсбургский многослойный. Но это обычно по большим праздникам и для большой компании.

 

За буфетной стойкой у огромного самовара возвышался основной помощник хозяина - Ерофеич, тучный и краснолицый, напоминающий своей внешностью ученого бегемота. Он не произносил ни одного слова, но его мычание все прекрасно понимали, главное - он успевал и налить жаждущим, и подать немудреную закуску, вроде студня или тертой редьки с постным маслом, и заводить граммофон с необъятной трубой, из которого раздавались хриплые звуки заезженной пластинки, отдаленно напоминающие голоса Ф.Шаляпина или Н.Плевицкой, самых модных исполнителей популярных хитов. Публика к граммофону относилась очень трепетно, с большим, как говорят, «решпектом», рассуждая за рюмкой о том, до чего дошел прогресс технический, чтобы так натурально изобразить пение или речь многомудрых людей и талантливых исполнителей.

 

Среди VIP-клиентов трактира Рябинина выделялись и курьезные фигуры, например, купец второй гильдии Ксенофонт Кубасский, который, ежедневно посещая трактир, усаживался в дальнем «кабинете» и делал заказ (впрочем, половые и так знали, что он закажет): на две копейки щи суточные, кашу без масла на одну копейку и на две копейки чай, хотя полный чайный набор с заваркой стоил пять копеек. Но ему делали скидку как постоянному клиенту. И весь обед ему обходился в пять копеек. Чаевые он не оставлял принципиально. А ведь годовой оборот только по хлебозакупкам у него составлял сто тысяч рублей, не говоря о доходах от мелочных лавок и складов. Но зато он благодаря своим причудам с лихвой возвращал недоплаченное трактиру. Раз в год летом его дородная супружница Анна Афанасьевна со свои­ми домочадцами уезжала в паломническое путешествие по святым местам, и купец Кубасский мгновенно преображался - от его степенности и медлительности не оставалось и следа. Сразу же отправлялась телеграмма в губернские города Казань или Пермь с приглашением цыганского хора, арендовался пароход в Стахеевском затоне, а трактир Рябинина выделял обслугу из расторопных половых вместе с посудой, провизией и вином. И все, что сэкономил Кубасский в течение года на трактирном скудном порционе, спус­калось с невероятной лихостью за две-три недели. Официанты Рябинина хоть и падали с ног от усталости и беготни по палубам и каютам, но были чрезвычайно довольны щедрыми купеческими чаевыми, которые недополучили в свое время, обслуживая «скупердяя Кубасского». И стахеевский пароход, возглавляемый ухарем-купцом, дефилировал по Каме вверх-вниз «со всей веселой гоп-компанией», пока не иссякал купеческий бумажник. Словом, резвился купчина от края и до края, пока не остывал накал нешуточных страстей. Во время этого разгульного кутежа он умудрялся сделать не одно предложение смазливым цыганочкам, чтобы взять их на содержание, и обещал цыганскому барону большие откупные. Но цыгане за годы веселого общения с ним так привыкли к его морганатическим (от ред.: неравнородным) брачным предложениям, что перестали на это реагировать, зная, что хоть деньгами он не станет их обделять. Заканчивался этот очередной «бросок в экстрим» весьма зрелищно и колоритно: слезно попрощавшись с цыганами, ставшими ему как родными, он, зная, что его ждет на пристани суровая и скорая на расправу жена, в последний раз помахав рукой команде, подходил к ней с виноватой, но куражливой ухмылкой: мол, вот я! А она, взяв его за ворот, легко закидывала в обширный семейный экипаж и увозила на собственный суд в угрюмый дом за высоким забором с цепными псами (улица Большая Екатерининская - К.Маркса). И остается только догадываться, какие слезы там проливались и какие обещания давались. А новый день у него начинался с пятикопеечного обеда в том же рябининском трактире - и так до следующих радостных именин для исстрадавшегося сердца, ищущего волнительных перемен в этой скорбной жизни не самого бедного купца.