История чистопольской тюрьмы (часть 3)

Письмо приводится почти полностью, с добавлением известных нам фактов, относящихся к происходившим событиям.

«10 октября 1941 года из Москвы спешно эвакуировали заключенных Таганской тюрьмы. Я был в их числе. (Сюда входил подследственный контингент из других тюрем, как «Бутырка» и «Лефортово»).

Нас - 1500 человек (в реальности - 1897) - перевезли «черными воронами» (автозаки НКВД) в Сокольники и погрузили в товарные вагоны. Была многочисленная охрана, сторожевые собаки, на крышах двух вагонов установлены пулеметы. Возможно, в Таганской тюрьме были тогда и другие заключенные, о судьбе которых я ничего не знаю. (Да, были. В основном - чудом вырвавшиеся из окружения младшие командиры, которых обвинили в трусости и дезертирстве). Расскажу лишь о своем эшелоне, о полутора тысячах невинно загубленных людей, умерших мученической смертью в 1942 году. По-видимому, я единственный оставшийся в живых свидетель их гибели, и потому мне нельзя молчать. Я должен добиться справедливости, пусть и запоздавшей на пятьдесят лет, - установления имен погибших и их реабилитации. (К счастью, Чистопольскому отделению «Мемориала» удалось установить еще нескольких уцелевших, но это отдельная тема).

Наш эшелон сначала прибыл в Казань. Три дня нас продержали в пересыльной тюрьме, а затем перевезли в трюмах барж и пароходов в Чистополь. Туда мы прибыли утром 18 октября. В этот же день приехала последняя группа писателей из Москвы: Б.Пастернак, А.Ахматова, К.Федин, Л.Леонов и другие, и они видели эти бесконечные колонны на улицах города.

В Чистопольской тюрьме мы пробыли до июля 1942 года. Там была похоронена тысяча заключенных нашего этапа. Остальные пятьсот человек вскоре погибли в Казанской ИТК № 1. (По сведениям Казанского отделения «Мемориала», эта колония находилась в Свияжске).

Нас не расстреливали, нет. Мы умирали от голода, пеллагры, отеков, от ужасающей антисанитарии и скученности.

Заключенные, чтобы заглушить голод, поглощали в больших количествах подсоленный кипяток - в соли и кипятке администрация не отказывала. Таким способом сокращали численность перегруженных камер, так как люди, выпивающие до 20 литров соленой воды, вскоре умирали от отеков.

Теперешним людям даже немыслимо представить себе, как мы прожили тот год. В Чистопольской тюрьме мы были лишены прогулок, знали только свои камеры.

(Г.Симонов упустил факт первоначального пребывания в филиале тюрьмы - в бывшем храме, где были пятиярусные нары для вновь прибывших. По мере разгрузки основного здания, «жильцов» из филиала перемещали в главный корпус, где было отнюдь не легче).

В баню (или просто под душ) нас не водили. Мы не умывались. Уже позже, после освобождения, мне довелось увидеть в Бухаре средневековую яму-тюрьму - Зиндан. Уверен, в Чистопольской тюрьме нам было не лучше.

В нашей камере без нар площадью 41 квадратный метр обитали 104 заключенных - и не один день, не неделю, а долгие месяцы - хотя не только лежать, даже сидеть могли только по очереди (…).

Вошь поедала нас заживо. Она гнездилась везде, и зуд от нее был невыносим. Чтобы как-то уменьшить его, мы натирались керосином, но ничего не помогало. Вошь сплошняком покрывала одежду, кишела на полу и стенах камеры. Воздух камеры был отравлен испражнениями. Снег, попадавший в «намордники» окон (стекла, естественно, были разбиты), сразу же становился черным, смешиваясь с испарениями и образуя толстый слой грязи, стекавшей из-под «намордников» по наружной стене тюрьмы.

Наш суточный рацион состоял из 450 грамм какого-то вещества, отдаленно напоминавшего хлеб, и в обед еще давали пол-литра болтушки из отрубей. Правда, в горячей воде и соли нас практически не ограничивали. Но именно это было главной причиной гибели многих заключенных: некоторые выпивали в сутки до 20 литров, чтобы как-то обмануть желудок, и умирали от отеков. А ели мы из самодельных деревянных плошек, которые вылизывались заключенными по нескольку раз и никогда не мылись, так же, как и ложки (тоже деревянные).

Нас не лечили. Мы забыли о радио, не видели ни книг, ни газет, ни даже отрывка печатного слова.

Уже через два месяца после прибытия в Чистополь заключенные стали умирать - сначала поодиночке, с февраля 42-го года уже группами. Ежедневно в полдень (таков был порядок) из камер выволакивали по несколько трупов. (В филиале тюрьмы, в здании храма, сообразительные заключенные убирали умерших на верхние нары на несколько дней, чтобы получать за них лишнюю баланду. Заходить внутрь и контролировать жизнь зеков администрация опасалась - боялась подцепить заразу или на худой конец набраться вшей).

(Мертвых выносили на территорию кладбища. Возле кирпичной стены была вырыта громадная траншея, в которую и сбрасывали погибших. Потом вываливали бочку негашеной извести и земли, затем снова слой мертвецов. Таким образом в траншею до 15 метров длины можно было уложить 300 трупов).

А какие были люди! Первым в нашей камере умер профессор медицины Пальк, главный хирург кремлевской больницы, оперировавший когда-то Ленина. Он был арестован в конце сентября 1941 года в возрасте 70 лет. Мы успели полюбить прекраснейшего человека и, когда он умер, устроили гражданскую панихиду с регалиями и пением революционных песен.

Потом панихид уже не было - мы привыкли к смерти товарищей (…).

Остаток нашего московского эшелона умирал в Казани еще быстрее, чем в Чистополе, - от подагры, дизентерии, цинги. И я умирал вместе со всеми, но каким-то чудом остался жив».