ЧИСТОПОЛЬСКИЙ ВОЯЖ КОМАНДОРА

Глава 47
Неудавшийся сеанс гипноза

— Ой, не приносят, Николай Фомич, не приносят! Я думаю, дома ему будет гораздо лучше. Возможно, и Остап Ибрагимович с нашим племянником к этому времени ещё не уедут. Хотя вроде как собираются. Это мне Петя Пупырин сказал. Они ведь ради Алексея издалека приехали.
— Похвальный поступок с их стороны. Не каждый родственник в такую даль поедет, а они даже вдвоём явились. Очень похвально.
— Что ж, буду звонить им после выписки, да телеграммы слать о самочувствии Алексея. А когда вы этого гипнотизёра звать собираетесь? Алексея подготовить надо, он очень пугливым стал. Это ещё и санитары на него влияют, когда приходят за ним, чтобы в ледяную ванну окунать. Он все в туалете или под кроватью от них прячется.
— Так мы сегодня же и проведём сеанс. Объясните Алексею Ивановичу, что бояться не надо, это совсем не больно, а даже приятно. Он просто уснёт и посмотрит приятные сны. Сеанс гипноза проведёт специалист клиники, а он кандидат медицинских наук, очень интеллигентный человек. Идите, готовьте его, Аглая Харитоновна.
А что же сам Алексей Иванович? Каково его состоя­ние было на самом деле? А оно было таково, что хуже до сих пор не было. До самых глубин сознания несчастного подпольного миллионера дошло, что он окончательно и бесповоротно потерял все. ВСЕ! Подобная отчаянная мысль у него уже появлялась, когда он узнал о сгоревшем чемодане. Но потом он вспомнил о портфеле с заначкой и сумел слегка приободриться. Теперь же, когда он увидел в окно, что его соперниками место захоронения портфеля фактически найдено, он вновь впал в ступор. Но уже более жестокий. Он с трудом отошёл после последнего обморочного состояния и ныне являл собой заторможенное и вялое существо, с трудом воспринимающее окружающую действительность. Координация движений у него опять была нарушена, и он опять передвигался с трудом. Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что надо изо всех сил держаться за эту добрую женщину, которая называет его своим мужем.
Когда Аглая Харитоновна после разговора с Николаем Фомичем вошла в палату, Алексей Иванович самой кожей почувствовал что-то неладное. Со слухом у него все было более или менее в порядке. Когда Аглая Харитоновна ласковым голосом стала говорить ему о предстоящем медицинском мероприятии, он тут же внутри сжался настолько, что фактически превратился в мумию. Однако же он ясно осознал, что под гипнозом будет разоблачён и всем станет известно, кто он есть на самом деле. Это его добило окончательно. Подпольный миллионер негодующе замычал, отрицательно закачал головой, затем судорожно дёрнулся и опять потерял сознание. Члены его словно одеревенели, лицо вытянулось, а глаза сами собой закрылись. Аглая Харитоновна в страхе отчаянно закричала, решив, что он умер. Тут же примчался Гвоздодёров, а следом за ним и уважаемый профессор. Они быстро убедились, что он жив. Больному быстро вкололи какой-то сильнодействующий препарат, после которого он опять начал было биться в судорогах, но вскоре расслабился и задышал ровно. Уходя, профессор сказал, что теперь пациент будет долго спать, а когда придёт в себя, ему предстоит всестороннее обследование. Аглая Харитоновна опять было опечалилась, но Николай Фомич сказал, что после обследования будет настаивать на его выписке и последующем амбулаторном лечении в Чистополе.

Глава 48
Командовать парадом буду я! Всем сёстрам по серьгам.

Утром после пробуждения и Балаганов, и Арнольд в один голос заявили, что ввиду чрезвычайных обстоя­тельств они категорически против пробежки. Когда Остап спросил, что они имеют в виду, Балаганов открыл было рот, но тут же поперхнулся и закашлялся. За него продолжил Арнольд:
— Остап Ибрагимович, мы пришли к финишу. Здесь на столе находится наш призовой портфель, назовём его так. Операцию «Золотая осень» можно считать законченной. Поэтому мы с дядей Шурой предлагаем объявить не просто выходной, а самый настоящий праздничный день. Мы думаем, что и Священный Синод нас поддержит. Как насчёт парадного марша, командор?
— М-да, дорогой магистр, аргументы серьёзные. Я, видно, ещё не проникся этим. В таком случае нам для начала надо составить план праздничных мероприятий. Что касается парадного марша, а также фанфар и литавров, прошу распорядиться. Как всегда, командовать парадом буду я!
— Предлагаю начать праздник с выдачи вознаграждения, а фанфары потом, — прокашлявшись, подал голос Балаганов. — Я готов принять в этом самое активное участие.
— Тогда вам, бортмеханик, предоставляется первое слово. Озвучьте ваши предложения по распределению призовых денежных средств, — Бендер с интересом прищурил глаз.
— А что тут озвучивать? Я ещё вчера озвучил. Сколько денег в нашем портфеле? Правильно, сто пятьдесят тысяч. А нас сколько? Правильно, трое. Получается, по пятьдесят тысяч на нос. Что тут непонятного.
— Шура, мы вас услышали. Теперь хотелось бы узнать мнение нашего уважаемого магистра. Он уже доказал свою способность к трезвому аналитическому мышлению.
— Вопрос серьёзный, и для начала я пойду, поставлю чайник, — сказал Арнольд и ушёл на кухню.
Вернувшись, он продолжил:
— Я хоть и недавно в нашей компании, но все же напомню, дядя Шура, что нас не трое, а пятеро. Вы забыли про Адама Казимировича и Рината.
— Браво, магистр! — воскликнул Остап. — Ну что, съели, бортмеханик? Я понимаю, годы, склероз… А чувство товарищества куда делось? Денежные знаки затмили? Не ожидал такого от вас, Шура, не ожидал. Как вы теперь в глаза Козлевичу смотреть будете!
Балаганов сел и сокрушённо уронил на грудь голову. Через минуту он поднялся и, часто мигая от навернувшихся слез, пробормотал:
— Спасибо, Арнольд, спасибо, командор… Я все понял… И правда, чуть не скурвился Шура Балаганов. Простите меня. Прошу, только Козлевичу не говорите. Дожил на старости лет до такого позора. Из-за машины все, только о ней и думаю. Так перед глазами и стоит. Новенькая — «Газ-21», и заводской краской пахнет.
— Ладно, проехали. Будет вам, Шура, и новенькая машина, и краской соответственно, пахнуть будет, — Остап похлопал Балаганова по плечу. –Пойдёмте-ка, попьём чаю с вареньем и с вашими, магистр, блинами. Я видел, как вы поутру поднялись блины печь.
Все расселись за столом. Остап внимательно посмотрел на обоих компаньонов и сказал:
— У меня, голуби мои, предложение простое, как бублик. Наши сто пятьдесят тысяч мы делим на пять призов, но разных. Три приза основные, это наши, а два приза, Козлевича и Рината, поощрительные. Но это ещё не все. Отдельный приз будет присуждён нашей доброй хозяйке, Аглае Харитоновне. На что и на кого она его истратит, не наше дело. Преподнесём это так, что вы, Арнольд, якобы получили наследство и решили выделить из него долю родственникам. Я закончил. Вопросы ещё есть?
— Как закончили? А кому и сколько, командор? Договаривайте до конца, — Балаганов вопросительно посмотрел на Остапа.
— И вновь нам пригодятся способности нашего магистра. Ему и карты в руки. Вернее, портфель. Нам с вами, Шура, останется только расписаться в ведомости на получение денег.
— Я согласен, командор. Из своей доли я ещё и крестнику своему новорождённому, Сашке, хороший подарок сделаю, — Балаганов был очень доволен, что все так разрешилось.
Когда чай был выпит, а блины съедены, Остап опять взял слово:
— А сейчас нам предстоит попрощаться с этим гостеприимным домом. Свою миссию мы здесь выполнили до конца, будем опять перебираться к вам, Шура. Наш подпольный миллионер в надёжных руках. Из-за своего неправедного богатства он лишился здоровья, но ему есть на кого опереться. Ключи от дома я сам вечером занесу Варваре Леонидовне.
— По пути заедем на рынок, — сказал Арнольд, — праздник только начинается. Лично мне по душе узбекские национальные блюда. А это значит, что вас ждёт праздничный плов. Вам, дядя Шура, предстоит освоить нарезку моркови соломкой. Пригодится в будущем.
Остап строгим взглядом оглядел развеселившихся компаньонов и сказал:
— Не хочу портить вам настроения, голуби, но завтра день опять начнётся с пробежки и овсяной каши. В здоровом теле — здоровый дух!
— Ну уж нет! В вас, командор, нет ничего святого! Какой тут может быть здоровый дух! — возмущённо воспротивился Балаганов. — После такого успешно проведённого мероприятия нам положен длительный оздоровительный отпуск. Всем известно, что нервные клетки не восстанавливаются, и лично я чувствую внутреннее опустошение.
— Уже скоро оно пройдёт, можете не сомневаться, бортмеханик. Посмотрю я на вас опустошённого, после того как вы навернёте две, если не три порции плова нашего магистра кухонных дел.
Тут не выдержал и Арнольд:
— Командор, я, конечно, очень вам благодарен за проделанную надо мною воспитательную работу. Кем я был до знакомства с вами? Начинающим алкоголиком и заядлым курильщиком. Мой духовный мир и физическое здоровье были скудны и убоги, признаю. Но праздника, командор, на самом деле хочется, и я согласен с дядей Шурой. Мы ещё не решили, где будем жить все вместе. Адам Казимирович живёт в Черноморске, вы тоже, дядя Шура местный, чистопольский, а я вообще не знаю какой, но в Москве жить не хочу. Ринат на особом положении, он геолог. Этот вопрос надо обсудить. А пока я предлагаю временно отказаться от наших казарменных договорённостей о пробежках и овсянке по утрам. Обещаю, что пока мы вместе, кормить вас буду вкусно, но не калорийно. Исключением будут обещанные дяде Шуре пирожки. Здесь я за низкую калорийность не отвечаю.
— Я смотрю, вы уже спелись. Хорошо, убедили. К здоровому образу жизни мы ещё обязательно вернёмся, рано радуетесь. Нерешённых вопросов сейчас на самом деле много. В том числе и личного плана, — Остап огляделся по сторонам. — Ладно, голуби, давайте собираться.
Через десять минут со сборами было покончено и «Москвич» Балаганова отъехал. Отъехал и тут же остановился. Дорогу ему преградил сияющий Аркаша, он же преподаватель математики Аркадий Викторович, он же счастливый отец новорождённого Александра Аркадьевича. В руках он держал большую корзину, из которой торчали горлышки бутылок и какие-то свёртки. Аркаша поставил корзину в снег и бросился к Балаганову. Он вытащил его из машины и принялся обнимать. Арнольд и командор вылезли сами и также были подвергнуты восторженным объятиям счастливого педагога. После бурных объяснений Аркадий взял с компаньонов слово, что все они после выписки из роддома жены его Нюши и младенца Сашеньки явятся на смотрины. Узнав о том, что они в скором времени могут уехать, он сказал, что жену Нюшу с младенцем выпишут через два дня, а на смотрины он их приглашает ровно через пять дней. Он взял адрес Балаганова и, сунув в руки Бендеру корзину, трогательно распрощался с компаньонами.

В корзине, кроме спиртного, было все то, что мог достать из-под полы и втридорога честный советский труженик, а именно: замороженная курица, палка сырокопчёной колбасы, большой кусок сыра «Голландский», шматок копчёного сала и баночка чёрной икры. Балаганов специально остановился и осмотрел это гастрономическое изобилие. Причмокнув, он выдал следующее:
     — Как хотите, командор, но одним днём наш праздник не ограничится. Тут, кроме водки и бутылки «Шампанского», две бутылки армянского коньяка обнаружилось. Е-моё, да ещё и пять звёздочек!
     — Условие, голуби, одно: к тостам и здравицам приступим не раньше, чем поспеет плов. Знаю я вас, Шура. Не забыли ещё вытрезвитель в Москве?
     — Все-таки скверная у вас, Бендер, с годами появилась привычка вспоминать что-то неприятное. Причём в самое неподходящее время.
     — Шура, в молодости я вас просто недовоспитал. Милиция увела вас с пятьюдесятью тысячами у меня на глазах, в самый разгар воспитательного процесса.
     — Да сколько же вы будете вспоминать это, командор?
     — Пока мы живы, Шура, пока мы живы.
      Арнольд вовремя ввязался в разговор и сказал, что они уже подъезжают к рынку. Он вылез из машины и самолично пошёл выбирать продукты. Когда он вернулся, то обнаружил все так же добродушно брюзжащих друг на друга стариков.
     Праздничный плов был великолепен. Переевший Балаганов уснул на диване перед телевизором, а Арнольд принялся за распределение призовых денежных средств. Остап взял со стола бутылку армянского коньяка и отправился к Варваре Леонидовне. Арнольда он уведомил, что вряд ли сегодня вернётся.