ЧИСТОПОЛЬСКИЙ ВОЯЖ КОМАНДОРА

Однажды, когда Алексей Иванович в очередной раз подошел к двери, Аглая Харитоновна не выдержала и предложила ему:
— Лешенька, если хочешь, то давай выйдем и погуляем на улице. Подышишь свежим воздухом, хоть приободришься немного. Ты посмотри на себя, на кащея стал похож. И кушать лучше будешь, а то ты совсем аппетит потерял. — Она обрядила «жениха» в полушубок бывшего мужа, нахлобучила на его голову шапку-ушанку, сунула его ноги в валенки и вывела во двор. Алексей Иванович не сопротивлялся.
Снежный покров был еще неглубокий. Аглая Харитоновна повела было своего постояльца на улицу, но за воротами Алексей Иванович уперся и встал как вкопанный. С растерянным видом он покрутил головой, а затем сам потянул Аглаю Харитоновну туда, где совсем еще недавно стоял его дом. Здесь он отстранился от хозяйки и стал беспорядочно перемещаться по участку бывшего своего двора. Временами он останавливался и вглядывался в небеса, словно ожидая, что оттуда ему что-то должно прилететь. В глазах его стояли слезы, в них читалась целая гамма чувств — от отчаяния до надежды и вновь — отчая­ние. Наконец он упал на колени, из его глаз потекли целые потоки слез, а плечи затряслись от рыданий. Он издал протяжный крик, напоминающий волчий вой. В этом крике были сосредоточены вся боль, скорбь и отчаяние бывшего подпольного миллионера, вся его безмерная тоска вселенского масштаба по несбывшимся мечтам о красивой жизни. Аглая Харитоновна испуганно смотрела на своего «жениха» и ругала себя за то, что дала ему прийти на место сгоревшего дома. С другой стороны, говорила она себе, этого было не избежать, рано или поздно он бы сюда пришел. Конечно, ее очень напугала чрезмерная реакция Алексея Ивановича на посещение этого места. Если бы она могла знать об истинных ее причинах! Она подошла к «жениху» и ласково заговорила с ним:
— Лешенька, голубчик мой, что же ты так терзаешься? Я, твоя птичка, с тобой, вот стоит наш дом и мы в с тобой в нем живем. Живем в полном покое, в мире и согласии. Скоро ты выздоровеешь, и мы с тобой сыграем свадебку. А потом пое­дем к морю, и ты забудешь о всех своих болезнях и неприят­ностях, — Аглая Харитоновна помогла «жениху» подняться и повела его в дом. Там она дала ему сразу две таблетки успокоительного, напоила горячим чаем и уложила в постель. Вскоре послышалось ровное сопение, Алексей Иванович уснул. Аглая Харитоновна села с ним рядом на кровать и задумалась. «Во-первых», — думала она, — «надо справить Лешеньке новые документы вместо сгоревших. В ЗАГСе в первую очередь паспорт нужен. Здесь поможет все тот же Петя Пупырин, не зря же он в милиции работает. Ну, а во-вторых…» — здесь она призадумалась сильнее, — «…а во-вторых, у Лешеньки ведь и племянник есть, вполне приличный молодой человек… Да и приятель его, тот что вместе с ним приезжал, тоже вроде воспитанный и интеллигентный товарищ… Думается, пора их звать, а то совсем мой Алексей Иванович одичал, а впереди свадьба, все это на людях… Нет, надо их звать, сразу и свадьбу сыграть можно. Пока приедут, то да се, я его в порядок понемногу приведу…»
Аглая Харитоновна решила, что надо действовать активнее. Она села и написала записку Петру Пупырину, в которой подробно изложила суть дела. Потом написала еще два письма и вложила их в конверты. Одно письмо адресовалось племяннику «жениха», Корейко Арнольду Александровичу в Москву, второе — Бендеру Остапу Ибрагимовичу в Черноморск. Она похвалила себя за то, что во время их визита аккуратно записала адреса и фамилии гостей. Еще раз посмотрев на спящего Алексея Ивановича и убедившись, что тот крепко спит, она сходила все к той же соседке-приятельнице и попросила ее отнести записку Пупырину в отделение милиции, а письма опустить в почтовый ящик. Она подумала, что раз сам Николай Фомич говорит о явных признаках выздоровления Алексея Ивановича, то Лешеньке все-таки будет приятно узнать, что у него есть близкие родственники в лице его племянника. И даже есть друзья, которые его помнят. Здесь, конечно, она имела в виду Бендера, забыв о том, что тот представился просто знакомым ее «жениха». Уж больно он был вежлив и обходителен. И еще она подумала, что их приезд будет хорошей оздоровительной процедурой для ее Лешеньки. А если это будет в виде сюрприза, то он только усилит оздоровительный эффект. Конечно, ее смутила непонятная и слишком эмоциональная реакция «жениха» во дворе, но она отнесла это к его горечи о потерянном доме, последствиям болезни и резкой перемене обстановки. К тому же, пока гости приедут, пройдет еще немало времени, которое она использует сполна и для его оздоровления, и для подготовки к свадьбе. Аглая Харитоновна настолько свыклась с ролью «невесты», что уже не отдавала себе отчет в реальности происходящего. А она была очень даже непростой, если разобраться.
С этого памятного дня Алексей Иванович большую часть времени проводил на месте пожарища. Причем приходил сюда в любую погоду. Он все кружил и кружил по своему бывшему двору, временами останавливаясь и впадая в глубокую задумчивость. Кончались эти прогулки тем, что Аглая Харитоновна выходила к нему и чуть ли не за шиворот затаскивала его в дом. Однажды хозяйка застала его за странным занятием: ­ Алексей Иванович сгребал в некоторых местах снег и внимательно разглядывал обгоревшие головешки. Его скособоченная больная память подавала ему такие сигналы, в которых он не в силах был разобраться. А если бы разобрался, то многое могло бы резко измениться. Не исключая прямого пути в сумасшедший дом.

Глава 29
Долгожданная встреча. Дивный город Черноморск!.

Давненько, ох как давненько не виделись Шура Балаганов и Адам Казимирович! Все эти годы их связывала тоненькая ниточка редких писем, в которых оба писали о радикулите, погоде и делились воспоминаниями прошлых лет. Их души как и прежде тянулись друг к другу, они строили планы когда-нибудь встретиться, но где и когда толком и сами не знали.
Когда началась война, Адам Казимирович успел эвакуировать все свое семейство вместе с «Антилопой» к теще в Оренбург, а сам отправился в действующую армию. Исколесил рядовой Козлевич на своей полуторке многие тысячи километров фронтовых дорог, был дважды ранен, но неизменно возвращался в строй, в свою часть. Оба раза он находил свою полуторку и вновь садился за ее баранку. Адам Казимирович назвал ее дочерью «Антилопы». Ей тоже доставалось изрядно, но она также неизменно возвращалась в строй после очередного ремонта. Увы, она погибла безвозвратно при освобождении Праги. Снаряд «Тигра» разнес дочь «Антилопы» на сотни обломков 10 мая, на следующий день после Дня Победы. Рядовой Козлевич в это время заправлялся сам из солдатского котелка и ввиду приема пищи остался цел. Вместо трофеев привез домой фронтовой шофер лишь гнутую взрывом баранку от верной полуторки.
После войны и Бендер, и Козлевич вернулись в Черноморск. По переписке отыскался и Шура Балаганов, который нашел свое семейное счастье в Татарстане. Личность Бендера как истинного командора притягивала и объединяла всю прежнюю компанию. Пусть нечасто, но они обменивались немногословными письмами, в конвертах которых доносили друг до друга тепло своих сердец. Желание встретиться совпало, наконец, с возможностью его осуществить.
И это время подошло. В полученной накануне Козлевичем телеграмме от Бендера дата и время их приезда с Балагановым указаны не были. Текст телеграммы был лаконичен, в духе Остапа: «Курс Черноморск тчк Остап Шура Внук тчк. Получив телеграмму, Адам Казимирович обрадовался, разволновался и удивился одновременно. Его смутило слово „внук“. Что за внук? Кто он, этот внук? Зная, однако, причуды Бендера, он махнул рукой и решил, что все узнает по их приезду. Сейчас самое главное — торжественно встретить дорогих гостей. Он тут же решил, что непременно поедет встречать их сам, на старой верной „Антилопе“. Однако краску на ней надо было срочно обновить, чтобы она вновь засияла всеми оттенками яичного желтка. Именно такой она была во время их последней роковой поездки много лет назад. К церемонии предстоящей встречи Адам Казимирович привлек все многочисленное семейство. Внукам были вручены фото Бендера, где тот был запечатлен в своей неизменной фуражке и во всем блеске орденов и медалей во время празднования Дня Победы. Им было поручено дежурить в аэропорту, на вокзале, автостанции и пристани. Обнаружившему этого гражданина следовало тут же мчаться до ближайшего телефона-автомата и звонить деду. Внуков было много, и здесь старик Козлевич был спокоен. За хлеб-соль он тоже был спокоен. Жена Козлевича каждый день выпекала большой каравай, который по истечении дня ожидания съедался. На следующий день выпекался новый. Надо ли говорить о том, что дом хозяйственного Адама Казимировича был полная чаша.
— Шура, посмотрите на этого любителя автомобильного антиквариата. Кого он вам напоминает? — Эти слова за спиной Адама Казимировича прозвучали как гром среди ясного неба. Он обернулся, поднялся, и выронил из рук кисточку, которой подкрашивал крыло „Антилопы“. Перед ним стояли Остап Бендер, Шура Балаганов и незнакомый молодой человек. Балаганов и Козлевич бросились друг к другу. Эту трогательную сцену простыми словами описать невозможно. Старики вцепились друг в друга мертвой хваткой. Слезы текли ручьями из их глаз, но они их не замечали. Бендер подошел, обнял обоих и тоже прослезился: „Я явно старею, подумал он. За последний месяц из моих глаз излилось столько жидкости, сколько не источилось за весь предшествующий период жизни“. Он смахнул капли слез и обратился к Козлевичу:
— Ну, Адам, — сказал он, — я вам обещал доставить в Черноморск Балаганова, я и доставил. В целости и сохранности. Фонарь у него под глазом исключительно для того, чтобы вам легче было его узнать. А этот юноша, — Остап указал на Арнольда, — наш с Шурой приемный сын. Он же внук лейтенанта Шмидта. Прошу принять как родного.
— Бендер, Остап Ибрагимович! — опомнился наконец Козлевич, — да как же вы через кордоны мои проскочили?! Я тут, понимаете ли, „Антилопу“ крашу для торжественной встречи, везде пикеты выставил, чтобы вас торжественно встретить, а вы тут сами как из-под земли…
— Под землю, Адам, нам еще рано, на земле дел хватает. А до вашего дома нас знакомый таксист подвез. Затеяли мы одну операцию коллективную в городе Чистополе, вроде как из спортивного интереса. Так ведь, Шура, из чисто спортивного? Он вам сам о ней расскажет. И меня по этой причине в этот свой Чис­тополь вытащил. Интересный, скажу вам, оказался город. Уютный, старинный, на самом берегу реки Камы находится. Я раньше думал, Адам, что эта Кама в Волгу впадает, а оказалось, что Волги и в помине еще не было, а Кама уже миллион лет как в Каспийское море текла. Понятное дело, что когда Волга появилась, то в Каму и потекла, больше ей некуда было деваться. Не поехал бы к Балаганову, так и жил бы не зная такого интересного природного обстоятельства. И с этим юношей по имени Арнольд в Чис­тополе познакомились. Оказалось, что у нас общие интересы. По ходу операции образовался у нас временный простой, поэтому я сюда нашу компанию и привез.
Владимир Сергеев