Чистопольский вояж командора

Глава 18

Нелегкий выбор Аглаи Харитоновны. С прибытием домой!

— Ах, так?! Запретил?! И ты послушалась?! А куда мне теперь настоечку с корнем камчатским прикажешь девать?! Она специально под твоего жениха заговаривалась, да и денег немалых стоит! Это я для тебя старалась, как для подруги, а ты такое отчебучила — «не надо уже, не нуждаемся!».
— Деньги, Варвара, я тебе сполна верну, говори сколько. А только и ты меня понять не хочешь. Мне мужа моего надо на ноги поставить. Да, гарантированно поставить. Да, мужа, пусть пока и не расписаны мы. Я уж и к свадьбе потихоньку готовиться начала. А за то, что ты мне его приворожила, спасибо.
— Приворожить-то приворожила, но обидела ты меня, Аглая, сильно своими сомнениями. И заговор мой на твоего мужа после всего, что ты тут мне наговорила, силу может потерять. Захочешь снова приворожить, а уж и не получится. Так-то вот бывает в делах наших. А с деньгами сочтемся, рядом живем. Вот, я тебе тут на бумажке пишу, сколько за корень у меня ушло. Его и найти надо было, и подсушить-обработать по-особенному, и заговорить на три крика петушиных, да еще и переслать с Камчатки-то самой «Аэрофлотом». Да, и на спирту настоечка делалась на самом чистом, особенном. И за ворожбу я с тебя еще не брала.
— Отдам, Варвара Леонидовна, и за ворожбу отдам, за все отдам. А сейчас мне идти надо, дел еще много.
Раскрыв на улице зонт, Аглая Харитоновна развернула бумажку с цифрами и остолбенела. За свой дорогущий телевизор последней модели она отдала вдвое меньше. «Ну, подруга, ну змея подколодная…», — дошло до нее наконец, — «не зря люди говорят, что шарлатанка ты, а не знахарка. Дуришь людей, а мы, глупые, верим. Интересно бы узнать, во сколько она оценила крики петушиные». Тут она вспомнила, что и сама верила во все ее заговоры и прославляла лечение Варвары Леонидовны. Она решила, что деньги, конечно, отдаст, но связываться с ней больше не будет. Червоточинка сомнения, однако, в ней осталась.
До того времени, как идти в больницу, было еще несколько часов. Аглая Харитоновна вдруг почувствовала, что сильно голодна. Она тут же пожалела, что ничем, кроме чая с вареньем, не попотчевала недавних незваных посетителей. Конечно, она была взволнована их неожиданным визитом, но встретить таких гостей надо было бы поприветливее. Тем более, что один из них был племянником ее будущего мужа. Подумав, Аглая Хритоновна решила, что у нее еще будет возможность завоевать доверие нового родственника. Хорошо, что она взяла его адрес. Наскоро перекусив чем придется, хозяйка занялась приготовлением щей. Она как-то легко определилась с выбором этого блюда. Щи она приготовит с квашеной капустой и говядиной. На следующий день такое блюдо будет только вкуснее. У Алексея Ивановича заметно улучшился аппетит, и щи, подумала она, придутся ему по вкусу. Покончив с этим делом, она сама поела горячего и прилегла на диван. Незаметно для себя Аглая Харитоновна сначала задремала, а затем уснула тревожным сном. Сначала ей приснился ее первый муж Поликарп, который построил дом, в котором она жила до сей поры. Он работал геодезистом и их сени вечно были завалены рейками, треногами, буссолями и теодолитами. Поликарп построил дом и умер от пневмонии. Детей они так и не завели, все откладывали до лучших времен. Во сне они с Поликарпом копали картошку. Муж носил ее в ведрах в погреб, а потом вдруг внезапно, на ее глазах, словно растворился в воздухе вместе с ведрами. Напрасно Аглая Харитоновна бегала по всему огороду и звала его, он просто-напросто исчез. Следом ей приснился ее второй муж Сидор, который взял ее за руку и повел в тот же погреб, куда носил картошку Поликарп. Сидор впихнул ее туда и запер крышку погреба на замок. В погребе было сумрачно и очень страшно, по стенкам метались какие-то тени. Аглая Харитоновна стала кричать и звать на помощь, но никто не отзывался. Погреб постепенно стал превращаться в огромный темный тоннель, в конце которого слабо забрезжил свет. Она пошла, затем побежала на него, но чем сильнее она бежала, тем дальше свет отдалялся. Неожиданно тоннель исчез. Вспыхнул пронзительный яркий свет. Заливисто и звонко зазвенели бубенцы и ее обогнала тройка запряженных коней. Она шарахнулась в сторону. Тройка сделала полукруг и кони, звякнув бубенцами, как вкопанные стали прямо перед ней. В коляске за кучера сидел Алексей Иванович, который учтиво подал ей руку в белой перчатке. Ей уже снится ее собственная свадьба. Они с Алексеем Ивановичем мчатся на тройке и весело поют: «Ехали на тройке с бубенцами…». Она даже во сне слышит свой звонкий голос. Когда-то она исполняла эту песню в составе самодеятельного хора часового завода. Тройка мчится вниз по центральной улице в сторону Камы, прямо к Никольскому собору. На ней свадебное платье все в блестках и белоснежная фата, которую она с трудом удерживает от встречного ветра. Пышные полуседые усы и бакенбарды Алексея Ивановича развеваются на ветру, на нем цилиндр, который он придерживает рукой. Оба они поют и хохочут, но тут порыв ветра срывает с нее фату, а с Алексея Ивановича сначала цилиндр, а затем и усы с бакенбардами. Она смотрит на жениха и с ужасом видит, что рядом с ней сидит ее бывший сосед, покойный Александр Иванович. Он протягивает к ней окровавленные руки и пытается обнять. Аглая Харитоновна в ужасе просыпается. Какое-то время она отрешенно лежит, стараясь унять дрожь и осмысливая увиденный сон, затем спохватывается и смотрит на часы. До нее не сразу доходит, что времени до прибытия в больницу осталось в обрез. Аглая Харитоновна забегала по дому, поспешно одеваясь и собираясь. Выглянув из сеней на улицу, она обнаружила, что дождь кончился. Грязи, разумеется, от этого меньше не стало. Фонарей на их улице не было, и Аглая Харитоновна в кромешной темноте, проваливаясь в лужи и выписывая пируэты на скользких местах, с трудом выбралась на дорогу. От всех раздумий, переживаний и кошмарного сна перед глазами у нее поплыли какие-то радужные круги, а в голове застучали маленькие молоточки. В таком состоянии ей самой впору было ложиться в больницу. Привалившись к какому-то дорожному знаку и кое-как отдышавшись, она поспешным шагом устремилась дальше.
Возле больницы на обочине дороги уже стоял самосвал, Пупырин сдержал свое слово. Он хорошо помнил Алексея Ивановича, с которым они вместе хоронили его брата-близнеца. Разумеется, ему было известно о его сгоревшем доме, но неизвестно о нынешнем состоя­нии здоровья Алексея Ивановича. В кабине самосвала сидел молодой улыбчивый парень, который со слов Пупырина знал, что до дому надо довезти выписанного из больницы жениха Аглаи Харитоновны. Шофер, правда, так и не понял, почему того выписывают спящим. Аглая Харитоновна с трудом объяснила ему, что «жених»еще не совсем здоров и ему по этой причине надо еще долго спать. Она попросила помочь ей с погрузкой его в кабину. Дежурная медсестра сказала, что снотворное Алексею Ивановичу уже ввели и его можно забирать. С помощью двух выздоравливающих больных спящего «жениха» на носилках донесли до машины. Первой туда забралась Аглая Харитоновна, а следом в кабину впихнули Алексея Ивановича. Его голова при этом упокоилась на коленях Аглаи Харитоновны. При всех этих манипуляциях он не издал ни звука. Шофер лихо доставил своих пассажиров до самых ворот. Здесь с помощью вызванных соседей крепко спящего «жениха» извлекли из кабины и доставили до самой кровати. Водитель получил из рук Аглаи Харитоновны заранее приготовленную ею поллитровку и, довольный, укатил восвояси. Аглая Харитоновна полюбовалась мирно спящим Алексеем Ивановичем и, взбив ему подушку, уложила поудобнее. Ласково прошептав « С прибытием домой, Лешенька», вконец изможденная, она и сама отправилась спать.
В жизни Алексея Ивановича наступила новая пора.

Глава 19
В Москву! В Москву!

Известие о поездке застало остальных компаньонов врасплох. За столом на несколько секунд повисло молчание.
— В какую поездку, командор? Когда? Зачем? Я что-то не понял. — Балаганов непонимающе посмотрел на Остапа. Арнольд тоже удивленно обернулся к Бендеру.
— Объясняю еще раз, для непонятливых. Да, мы завтра поутру первым автобусом выезжаем из Чистополя. Помнится, я уже доводил до сведения присутствующих, что по окончании операции «Золотая осень» мы все отправляемся в Москву, а далее в Черноморск. Вы ведь давно не были в Черноморске, Шура?
— Бендер, не говорите загадками. Давно не был, и что? И потом… Вы нас убедили, что еще не все потеряно с операцией «Золотая осень». Наш миллионер рано или поздно оклемается, и мы с него спросим. А что нам делать в Москве? И потом в Черномоске?
— В операции, как я уже говорил, объявляется вынужденный временный перерыв. Чего тут непонятного? С нашего миллионера на сегодняшний день спроса нет, в чем мы все убедились. А вы, Шура, вспомните славный Черноморск. Мы там все дела делали вместе. А почему? Потому, что вся наша компания, все мы были друг другу ближе, чем обыкновенные родственники. С тех пор ничего не изменилось, мы все те же, плюс у нас новый член команды — Арнольд Александрович. Надеюсь, что вы с ним сдружитесь так же, как и с Паниковским. К тому же он внук лейтенанта Шмидта, а следовательно, Шура, наш названный сын.
— Михаил Самуэлевич был человек особенный, старой закалки. Мало кто его понимал. А с Арнольдом мы уже подружились. Это я поначалу думал, что наш стажер — алкаш конченый, — Балаганов подмигнул Арнольду, — а он, оказывается, будущий гений кулинарных наук.
— Ну, спасибо, дядя Шура, я и не думал, что произвел такое впечатление на вас. И все же, командор, внесите ясность. Что мы будем делать в Москве? И тем более в Черноморске?
— И это говорите вы, стажер, который по уши погряз в карточных долгах именно в Москве? Вы их думаете отдавать? Или будете ждать, пока ваш папа, он же дядя, придет в себя и отвалит вам пару миллионов на бедность? А есть ли у него эти миллионы? И не отправит ли Аглая Харитоновна его прямиком в сумасшедший дом со временем? Для советских миллионеров это самое спокойное и надежное место. Там у них никто не будет спрашивать: «А скажите, подследственный, где вы спрятали награбленное? И кто ваши сообщники? Признайтесь чистосердечно, и мы, возможно, заменим вам расстрел на пожизненную каторгу на Колыме».
— Да, но…каким образом отдавать?
— Давайте так, стажер. Вы сейчас откровенно, как на духу, выкладываете нам с бортмехаником все. Вы говорили, что какой-то ваш приятель, якобы, погасил ваш долг, да еще и ссудил деньгами на эту авантюрную поездку за папашиными деньгами. Да еще на полгода. Так не бывает. Под какие гарантии, стажер? За ваши красивые глазки? Сколько вы должны? Не валяйте дурака, говорите, наконец. Мы вас внимательно слушаем. Так сколько?
— Семь с половиной тысяч, командор. Приятель мне поверил, потому что мы знаем друг друга с детства. Я его убедил, что я приеду с большими деньгами и отдам ему больше, чем взял.
— Неплохо вы продулись, сынок, на целую «Волгу»потянет. Хорошо, допустим, что приятель вам поверил. А если не отдадите? Что тогда? Говорите, Арнольд Александрович, не стесняйтесь.
   — Тогда я выполню одну просьбу этого приятеля, о которой он меня попросит.