Чистопольский вояж командора

Хозяйка заверила компаньонов, что сразу сообщит им, как только Алексею Ивановичу станет лучше. Остап с Арнольдом вынуждены были раскланяться и уйти.
— Вот такие, Шура, наши дела на сегодня. Операция «Золотая осень» тонет в осенних лужах Чистополя. Мой отпуск закончится раньше, чем наш Корейко оклемается. Большой вопрос, оклемается ли он вообще. Эта личность, скажу я вам, очень непростая. Как и его так называемый близнец. Не скрою, во мне бродят и бурлят сомнения. Уверен, как и в каждом из вас. Вам слово, Арнольд Александрович, в ваших способностях к анализу мы уже убедились.
— Самое главное, командор, чего нам не удалось сделать — это увидеться с моим так называемым дядей. Я почти уверен, что мой дядя и мой отец — это одно лицо.
— Браво, стажер! Вы читаете мои мысли, я так хотел, чтобы они совпали с вашими. Из всего, что мы вытащили из Аглаи Харитоновны, напрашивается именно этот вывод. Продолжайте.
— Самое, возможно, печальное в нашей истории — это пожар. Не смерть моего отца, в которую я не верю, а именно пожар. На блеф или инсценировку он совсем не похож, мы уже знаем, при каких обстоятельствах он возник. Мой отец в это время уже находился в больнице. Хранилось ли то, что мы ищем, именно в этом доме —
большой вопрос. Здесь мы опять идем по кругу — это известно только одному человеку, и мы знаем, кто он. Остается только ждать и надеяться на его выздоровление. Аглая Харитоновна говорит, что про пожар он не знает и его психическое заболевание связано с другими причинами. Да и возраст у него тоже поч­тенный. И все же я и тут не исключаю, что он не так уж и болен, как думает Аглая Харитоновна. Он тот еще артист, в этом я когда-то убедился. Что касается якобы зарытых в его могиле сокровищ, то, поверьте, дядя Шура, это пустышка. С возможностями и умом моего папаши он на такой примитив не пойдет. В гробу, кроме камней, положенных туда для веса, нет ничего (мы видим, что Арнольд как в воду глядел).
Остап встал из-за стола и заходил по комнате. Компаньоны молча следили за ним.
— Вот что я вам, голуби мои, скажу. Мне вспомнилась одна сцена из нашей прошлой жизни. Это было очень и очень давно. Вам, Арнольд, будет интересно послушать. Ваш папаша ухитрился улизнуть от нас из Черноморска на строительство Восточной железнодорожной магистрали. В самую глубь дикой пустыни. Вместе со своим невзрачным чемоданчиком, в котором он хранил свои миллионы. По тем временам это было огромные деньги. Мы проделали большую работу, вложили много сил и энергии, чтобы он честно поделился с нами частью награбленного. Он улизнул перед тем, как мы его уговорили поделиться. Конечно, нам стало обидно. Мы не собирались бить его чем-то тяжелым по голове, травить цианистым калием или банально стрелять в него из пистолета, как это делается в цивилизованных странах. Мы выбрали очень гуманный, без всяких физических страданий, метод отъема денег. Даже не отъема, нет. Клиенту в располагающей форме было предложено честно отдать часть награбленного. Отдать в обмен на его жизнеописание. Оно было тщательнейшим образом оформлено нами в виде скромной канцелярской папки с надписью «Дело А. И. Корейко». Казалось бы, все просто. Клиент передает миллион и получает в ответ папку по минимальной цене. За нее можно было бы просить и больше, но мы предложили справедливую цену в соответствии с проделанной нелегкой работой. Мало того, лично я при этом потерял веру в человечество. А это уже большие моральные издержки, которые мне никто никогда уже не восполнит. Простите, я отвлекся. Наш клиент, как уже было сказано, дал деру. Пришлось двинуться за ним следом, чтобы восстановить статус кво. Много испытаний довелось нам претерпеть. Не выдержала бездорожья, ям и ухабов наша верная «Антилопа», которая буквально развалилась под нами на части. Мы все чудом уцелели. Адам Казимирович не смог бросить останки своего детища и остался там на предмет их восстановления. «Антилопа» для него была больше, чем обыкновенный автомобиль. Остались и вы, Шура. Вы мне тогда просто не поверили, но я вас давно простил. На этом тернистом пути пал Михаил Самуэлевич Паниковский, которого мы похоронили на обочине безымянной степной дороги. Шура, утрите слезы. Стажер, налейте ему воды. Я продолжаю. Мне пришлось проделать дальнейший путь в одиночестве. Я настиг нашего клиента в центральной части огромной среднеазиатской пустыни. Там происходила смычка железнодорожной магистрали, гордости пятилетки. Александр Иванович опрометчиво решил, что здесь он может от нас спрятаться. Я бы не сказал, что он очень обрадовался, увидев меня. Заседание суда присяжных заседателей пришлось проводить в выездном режиме. Вердикт был вынесен ранее. Наш клиент, наконец, проявил благоразумие и выделил мне честно заработанный нами всеми миллион полновесных рублей. Мало того, мы с ним почти подружились и покинули это неприютное место вместе. Покидали мы его верхом на верблюдах, самолет нам наотрез отказались продавать. А вот здесь будет ключевое место моей речи, прошу присутствующих обратить на него внимание. Конечно, я доверял Александру Ивановичу, но все же предпочитал, чтобы он ехал впереди. Помню, я невольно обратил внимание на большую родинку на его шее, мне все казалось, что там сидит большая муха. Один раз я даже пытался ее согнать. Надеюсь, всем понятно, почему мне вспомнился это эпизод.
— Понятно-то понятно, но непонятно, как, где и когда мы сможем осмотреть нашего больного. В больницу нас не пустят ни под каким видом, Аглая Харитоновна тоже к нему не подпустит. Собственно, мы и так уже вычислили, кто есть кто. А вот сама Аглая Харитоновна находится в неведении. С родинкой или без родинки, он для нее Алексей Иванович, мой дядя. Александра же Ивановича, судя по ее рассказу, она близко не знала. Он для нее был просто ненормальный сосед. Если ей задать вопрос о родинке, да еще и сказать, у кого она должна быть, то и ее удар хватит. И что нам теперь дальше делать, Остап Ибрагимович? — Арнольд вопросительно посмотрел на Бендера.
— Да, что нам теперь делать, командор? — Балаганов, как всегда, передавал всю инициативу Бендеру.
— Всегда найдется что делать, друзья мои! Заседание продолжается! Операция « Золотая осень» не доведена до логического завершения и здесь объявляется временный и вынужденный перерыв. Будь я помоложе, я бы проник в эту больницу под видом профессора каких-нибудь медицинских наук и осмотрел бы больного с ног до головы. Но что бы нам это дало, если он невменяем? Нам остается только уповать на прогрессивную советскую медицину. Возвращаясь к прозе жизни, предлагаю не забывать и о прекрасном. Шура, вы сейчас вместе со стажером отправитесь в ресторан и закажете на ужин тот чудный и прекрасный, не побоюсь этого слова, пирог под названием «Зур Бэлиш». Только в этот раз с чисто мясной начинкой, для разнообразия. Воспоминания о его аромате будят в моей душе сладкие мечты о повторной встрече с ним. Вы, Арнольд, заодно попросите его рецепт, наверняка он вам пригодится в жизни, учитывая ваши кулинарные способности. Перед тем, как завтра пускаться в дальний путь, нам следует хорошенько авансом подкрепиться. А в Чистополь мы еще вернемся, не сомневайтесь.

Глава 18
Нелегкий выбор Аглаи Харитоновны. С прибытием домой!

В первые за много лет самообладание покинуло Аглаю Харитоновну. Остывал и слабо потрескивал самовар на столе, за которым еще недавно сидели ее нежданные гости. Первый представился сыном умершего соседа Александра Ивановича Корейко, а следовательно, племянником ее нынешнего избранника Алексея Ивановича. Второй гость сказал, что он давний знакомый Александра Ивановича и через его брата хотел бы что-то для себя прояснить относительно Александра Ивановича. Аглая Харитоновна все сидела и сидела за столом, не в силах сдвинуться с места. Она вся была во власти сомнений и размышлений, терзающих ее душу после беседы с Николаем Фомичем. Машинально она помешивала чайной ложечкой недопитый холодный чай в стакане и размышляла. Размышления ее сводились к нелегкому выбору, который ей предстояло сделать. Частично она его уже сделала, отказав недавним гостям в визите к ее подопечному, о котором они настойчиво просили. Они очень хотели увидеться с Алексеем Ивановичем дня через три-четыре, когда он уже будет дома. У них к нему, якобы, были срочные и насущные вопросы, не терпящие отлагательства. Его племянник напирал на то, что никогда не видел своего родного дядю. После трагической гибели папы в лице дяди, мол, найдет хоть какое-то утешение. Он ведь уже было думал, что, кроме мамы-старушки, у него уже и нет родной души на всем белом свете, а тут целый родной дядя объявился! Он должен его увидеть! Старушка-мама, мол, не простит его, если он не повидается с дядей. Выслушав это, Аглая Харитоновна опять всплакнула и чуть было не дала согласие на короткий визит только племянника, но вовремя спохватилась. Она еще не знала, как вообще поведет себя ее «жених» в новой для него обстановке и как отреагирует на новые для него лица. Не будет ли ему еще хуже? Нет, она правильно сделала, что отказала им, пообещав при этом, что сама известит их, когда Алексею Ивановичу станет получше. Убедив себя таким образом, она окрепла духом. Теперь ей предстояло увидеться с Варварой Леонидовной, с которой они должны были обсудить детали предстоя­щего лечения Алексея Ивановича. Конечно, Аглаю Харитоновну очень подкупали обещания знахарки в короткий срок поставить его на ноги, но она отчетливо помнила и слова Николая Фомича Гвоздодерова о возможных последствиях такого лечения. Она сидела и припоминала, что люди не всегда хорошо отзывались о ее подруге и методах ее лечения. Ей и самой порою было непонятно, как можно излечить больного от мигрени, поплевав ему на макушку. Или вот еще хлестче: однажды на ее глазах Варвара Леонидовна заставила поверить обратившуюся к ней женщину, что на ней лежит порча. Женщина пришла за снадобьем от болей в животе и очень перепугалась от такого сообщения. Варвара Леонидовна тут же «излечила» эту наивную простушку, прошептав какой-то заговор и ударив ее деревянной ложкой по лбу. За эти манипуляции она взяла целую десятку. Не забыла она при этом взять отдельно пять рублей за снадобье «от живота».
За окном все лил и лил дождь, и Аглае Харитоновне уже казалось, что он будет лить всегда. Так ничего и не надумав относительно подруги, она занялась мелкими незначащими делами. К приезду больного у нее давно все было приготовлено. В больнице же она договорилась, что «жениха» выкупают перед выпиской, переоденут в заранее привезенную ею пижаму и лишь потом введут ему снотворное. Дома останется только уложить его в постель.
Однако встречи с Варварой Леонидовной было не избежать, она должна была явиться завтра и сразу начать лечение. Поговорить с ней надо было заранее. В глубине души она все-таки надеялась, что подруга убедительно докажет ей, что ее тревоги напрасны и она гарантированно поставит ее Лешеньку на ноги. Взяв зонт, Аглая Харитоновна отправилась к знахарке. Она решила все же дать ей понять, что опасается ее методов лечения. Та словно поджидала соседку, тут же открыла дверь. Поняв с первых слов, что Аглая Харитоновна вся в сомнениях относительно ее лечения, Варвара Леонидовна поджала губы.
— Ладно, Аглая, тебе решать. Гарантии, видишь ли, ей нужны. Скажу прямо: не ожидала я от тебя такого. Судили-рядили, и на тебе! Я тебе сказала, что излечу твоего женишка, значит излечу. Не скажу, что излечу сразу, этого и я не знаю. Слово-то какое придумала — «гарантии»! Тьфу! Словно часы из ремонта брать собираешься, а не живого человека лечить.
— Вот именно что живого, а не железку какую-то. Как же тут без них-то, без гарантий? Я должна быть уверена, что Алексей наверняка излечится. Ты и меня пойми, Варвара. Ты одно говоришь, Гвоздодеров другое, а я как меж двух огней между вами. Врач категорически запретил какое-либо лечение, кроме прописанных им лекарств. И как тут быть?