Чистопольский вояж командора

Глава 14
«Добро пожаловать в семейное гнездышко!»
— Николай Фомич, миленький, сегодня ровно три недели, как у вас находится мой муж. Я к вам прихожу уже десятый раз, и вы каждый раз меня буквально гоните. Алексей Иванович уже пришел в себя, глазки у него открылись, и он хорошо меня слышит. То, что он пока не говорит, это вопрос времени и практики. Уверяю вас, это он здесь не говорит, потому что не с кем, а дома у меня еще как заговорит. Он сегодня даже промычал мне что-то позитивное. Да и кушает он уже хорошо, вчера полтарелки супа с фрикадельками съел.
— Вчера может и съел, а сегодня от завтрака отказался. Скажите, Аглая Харитоновна, вы представляете себе его реакцию, когда привезете его домой? Ведь он ваш сосед, ему первым делом домой захочется. И что он увидит? Ничего не увидит, дома-то и нет. До болезни был, а потом исчез, сгорел. Какой будет его реакция? Вы об этом подумали? Его может опять, как вы выражаетесь, удар хватить, но уже с гораздо худшими последствиями. Рецидив лечить сложнее, а порою в таких случаях он уже не лечится.
— Что же, ему так и лежать у вас вечно? Нет, я несогласная, отдавайте мне мужа, и точка. Я знаю, как его на ноги поставить. Ну, пожалуйста, Николай Фомич, под мою ответственность.
— Насколько я знаю, Аглая Харитоновна, отношения у вас с Алексеем Ивановичем носят, извините, неофициальный характер. А может быть, у него есть близкие родственники? Обратитесь к ним, пусть они ходатайствуют.
— Нет у Алексея никого, кроме меня. Был брат близнец, но он трагически погиб этим летом. Вы же не формалист, Николай Фомич, а прогрессивный советский медик. Мы с Алексеем Ивановичем просто не успели зарегистрировать наш брак, он очень неожиданно слег. А сейчас у него будет стимул быстрее выздороветь и сыграть свадьбу. Скромную, конечно, учитывая наш возраст. А вас мы от всей души приглашаем заранее, будете у нас самым почетным гостем.
— Совсем вы заморочили мне голову, Аглая Харитоновна. Вопрос касается жизни и здоровья нашего пациента, а вы знаете, как наша советская медицина ответственно относится к этому вопросу. Давайте мы поступим так: я понаблюдаю нашего больного еще в течение этой недели, и если ему станет лучше, я сам с радостью его выпишу. Ну, а вы приходите и кормите его супами хоть с фрикадельками, хоть с карамельками, лишь бы это была хорошо усваиваемая и здоровая пища.
— Спасибо вам, Николай Фомич, за понимание. Пища для моего мужа будет самая здоровая и самая усваивае­мая, это уж я гарантирую.
— Это еще не все, Аглая Харитоновна. Нам, а особенно вам, надо все-таки продумать вопрос плавной подготовки нашего больного к тому, что в его отсутствие произошел пожар и его дом сгорел. Хотя, нет. Его опять тут может хватить, как вы выражаетесь, удар. А это уже тот же рецидив с непредсказуемыми последствиями. Тут нам надо хорошо подумать вместе.
— Давайте, Николай Фомич, подумаем вместе. А что, если я его из больницы заберу поздно вечером, а вы ему укол снотворного сделаете перед этим. Пока он будет медленно просыпаться, я его подготовлю к тому, что ничего страшного не произошло, и он находится у себя дома. Он придет в себя и сразу почувствует разницу между больничной палатой и нашей уютной спальней. Я ему уже подготовила самую что ни на есть домашнюю обстановку.
— Согласен, в этом есть положительный момент. Давайте попробуем так. А сейчас не смею больше задерживать, меня ждут больные. До свидания, Аглая Харитоновна.
Дома оставался еще один не до конца решенный вопрос. Касался он участка Александра Ивановича и его домовладения в целом.
Сразу после пожара сохранившиеся части добротного забора соседа Аглая Харитоновна с помощью других соседей складировала на своей территории. Туда же была перенесена и чудом сохранившаяся собачья будка. Еще тогда у Аглаи Харитоновны мелькнула мысль о том, что теперь можно будет объединить оба участка в одно большое хозяйство. А следовательно, для его охраны нужна будет собака. На следующий день после пожара она долго разгребала обуглившиеся головешки и остатки каких-то металлических предметов и конструкций. Найти что-либо пригодное для дальнейшего использования в хозяйстве не удалось. Все металлические останки она стаскала в одну кучу. Их потом забрали пионеры из соседней школы, которые собирали металлом по всей округе. У них был план по сдаче металлома, и они соревновались с другими школами города. Пионеры утащили все, включая сохранившуюся металлическую табличку, извещавшую о том, что «Во дворе злая собака».
Нерешенный вопрос касался и остатков сгоревшего дома. Эта картина была не для глаз Александра Ивановича. Его контуженная психика могла не выдержать вида обгореших головешек, частично сохранивших форму стен. Она обратилась за помощью к своему старому знакомому, их участковому Петру Пупырину. Он был очень дальним ее родственником по одному из бывших мужей. Она уж и забыла, по какому из них, но помнила, что Петр Пупырин являлся чьим-то внучатым племянником. Пупырин тут же позвонил своему приятелю, ведавшему автотранспортными делами. Через полчаса прибыли двое дюжих молодцов, которые быстро забросали головешки и прочий крупный мусор в два приехавших самосвала. Следом подъехал колесный трактор «Беларусь», который довершил уборку тем, что спихнул своим ковшом остатки обгоревшего мусора в ближайший овраг. К ожидаемому прибытию Александра («Алексея») Ивановича территория его бывшего домовладения была стерильно чиста. Не было ни дома, ни забора, ни ухоженных грядок, ни даже собачьей будки.
Заветный чемоданишко Александра Ивановича Корейко с награбленными за много лет миллионами в иностранной валюте канул в небытие.

Глава 15
Беспокойное утро.
Цель, возможно, близка.

Ранним утром послышался стук в дверь. Он был робкий, даже какой-то скребущий. Через несколько секунд стук повторился, но уже в более громкой и настойчивой форме. Спавший в дальней комнате Балаганов прислушался, и когда стук повторился, крайне недовольный пошел открывать входную дверь. Компаньоны еще с вечера договорились, что в честь воскресенья ранней утренней побудки не будет. В отличие от Остапа и Арнольда, он спал очень чутко. Чтобы открыть дверь, ему пришлось идти через комнату, где спали остальные компаньоны. На стук никто из них и ухом не повел, а Остап даже слегка всхрапывал. Балаганов открыл дверь. У порога стояли три старушки. Он хорошо знал их всех поименно, а особенно Скорлупкину Евдокию Семеновну. Это была все та же Семеновна, известная и, можно даже сказать, легендарная в городе личность. Она прославилась множеством самых разных историй, в которые попадала с хронической регулярностью. Тут надо сказать, что большинство историй Семеновна инициировала сама ввиду непомерного любопытства, неугомонности и склонности к фантазиям. Это далеко не полный перечень ее качеств (не от слова «качество», разумеется). Муж от нее давно сбежал, а сын вырос и уехал в Казань. Семеновна была полностью предоставлена сама себе и жила очень насыщенной общественной жизнью. При ее появлении на горизонте должностные лица прятались, а их секретари заявляли, что начальство отбыло в полугодовую командировку.
Семеновна подалась было вперед, чтобы начать разговор, но ее подруга, с которой они сидели накануне на скамейке, вовремя ее отстранила и начала говорить сама:
— Доброе утро, товарищ Балаганов. Извините нас за столь ранний визит, но наше дело, возможно, не терпит отсрочки ввиду политической значимости. Вы, не сомневаюсь, помните нашу вчерашнюю и далеко не милую беседу у подъезда. Вы нас, товарищ Балаганов, еще назвали безумными старухами.
— Не безумными, извиняюсь, а сумасшедшими, Аркадия Ивановна. А как мне было еще реагировать на подобные выходки? Насочинять, что у меня собирают­ся подозрительные личности и ожидается, что еще тридцать человек приедут — это нормально? Вы что, пришли меня на товарищеский суд вызывать?
— Нет-нет, товарищ Балаганов, что вы! Ваш товарищ в шляпе извинился, и этого достаточно. Лично я, кроме извинений, ничего не поняла из его слов, а вот товарищ Скорлупкина утверждает, что речь идет о серьезной политической акции, об экзамене по истории развития социалистической системы в нашей стране, начиная с восстания на броненосце «Потемкин». Якобы, в экзаменационной комиссии будут присутствовать дети героического лейтенанта Шмидта, и даже один его внук, который приехал специально из Ашхабада. Нам уже и литературу соответствующую в библиотеке подбирают. У нас теперь к вам ряд вопросов: когда состоится экзамен? Где он состоится? Какие документы брать с собой? И, наконец, это для всего блока партийных и беспартийных или только для членов партии? И для членов профсоюза тоже? Мы, пенсионеры, всегда в первых рядах таких начинаний…
Балаганов, который с трудом пришел в себя после этого потока информации и уже осознавший откуда ветер дует, сделал предостерегающий знак рукой.
— Елки-палки, Семеновна, ты опять насочиняла! Минуту, товарищи, мне надо проконсультироваться с ответственным товарищем, который в настоящее время очень занят. Он всю ночь занимался составлением важных документов. Подождите минуту.
Балаганов прошел в комнату, где спали Бендер с Арнольдом, и не без злорадства растолкал сладко спавшего Остапа:
— Просыпайтесь, командор, общественность желает получить от вас лично консультации. Я вас предупреждал! У нас на пороге делегация граждан из числа сознательных пенсионеров. Они горят желанием увидеться лично с вами. Я сказал, что вы сейчас сильно заняты, поскольку всю ночь что-то писали и составляли.
— Шура, вы бредите? Какая может быть консультация с утра пораньше? Да еще в воскресный день. Впрочем, я, кажется, начинаю что-то понимать и спасибо за находчивость. Скажите этой делегации, что я через десять минут спущусь вниз и сам все им разъясню.
Остап не спеша умылся, побрился, переоделся и, надев шляпу, вышел во двор. Сеял мелкий дождичек, и перед подъездом колыхался приличный навес из зонтов. Под ними виднелись сосредоточенные и перешептывающиеся между собой лица сугубо пенсионного возраста. Кто-то услужливо подал Остапу зонт. Оглядев собравшихся, он поднял руку. Воцарилась тишина.
— Товарищи, я буду краток. В нашей стране нарастает и крепнет беспощадная борьба с разного рода слухами, анонимками и паникерством. Выявляются лица, непосредственно этим занимающиеся и им потворствующие. Вы сами видите, какой резонанс получили слухи о якобы каких-то экзаменах. Ненароком пущенная в массы обычная шутка переросла в панические кривотолки. Распространители подобных слухов возможно и сейчас находятся среди вас. Пока, я подчеркиваю, «пока», меры воздействия к ним предприниматься не будут. Вы, пенсионеры, самая сознательная прослойка нашего общества и сами способны в своей массе перевоспитать заблуждающихся. Мой визит в ваш город, товарищи, носит отчасти дружеский, отчасти кондефициальный характер, но мы держим руку на пульсе! Я закончил, товарищи! Активнее выявляйте паникеров и распространителей слухов!
Балаганов, который спустился вслед за Бендером по лестнице и который все слышал, сказал:
— Пустое это, Бендер. Для Семеновны ваши речи, что мертвому припарка. А вот лишняя известность нам совершенно ни к чему. Не оценил народ ваших шуток.