Чистопольский вояж командора

Глава 13.
Банный день. Что-то проясняется или… усложняется?

— Я боюсь, что эти милые старушки, как вы их, Бендер, назвали, теперь будут осаждать нашу квартиру, чтобы задать вопросы об экзаменах. Когда состоятся? Где состоятся? Будут ли на мероприятии дети лейтенанта Шмидта? Это правда, что приехал и его внук? Имейте в виду, командор, отвечать им будете сами. Они нас теперь в покое не оставят, не сомневайтесь. Я эту пуб­лику хорошо знаю.
— Мне всегда нравилось общаться с представителями старшего поколения. Обязательно узнаешь что-то новое и неожиданное. А старушкам я скажу, что просто пошутил. В ответ на шутку Семеновны.
— Шутками, Бендер, теперь не отделаетесь, уж поверьте мне.
— Ну-ну, Шура, не воспринимайте окружающий мир так серьезно. На самом деле он прост, как яблоко. Эх, давненько я в бане не парился! Надеюсь, у Пустозвоновых веничек березовый для нас найдется. А вы, стажер, как к бане относитесь?
— Никак не отношусь, мне всегда ванны и душа хватало. А в армии нас просто в баню загоняли повзводно на помывку. Мочалка, хозяйственное мыло, спины друг другу натерли, и все как огурчики. Строем пришли, строем ушли, вот и весь процесс.
— Ну, а вы, Шура, что скажете?
— Скажу, что баня — это романтика, кто понимает, тут и добавить нечего. Кажется, мы пришли, командор. Кажется, нас уже и встречают.
     По дорожке, выложенной кирпичами, навстречу пришедшим шел сам хозяин дома, Мефодий Евграфович Пустозвонов, ровесник наших старших компаньонов. Он троекратно облобызался сначала с Остапом, затем с Балагановым и тепло пожал руку Арнольду. Следом подошел смущенный и улыбающийся Вениамин. Следы былых запойных скитаний еще отражались на его лице, но взгляд уже был светел и чист. На пороге дома всех поджидала Клавдия Тимофеевна, мать Вениамина. Она радушно пригласила всех в дом и поинтересовалась, не голодны ли они. Компаньоны дружно отказались от еды.
— Мать, какой обед, люди в баню собрались. –Мефодий Евграфович уже стоял у порога с вениками под мышкой. — Ты нас после бани ужином корми. Давай, ребята, все за мной, банька готова, в самый раз.
Это была классическая русская баня с просторным предбанником и не менее просторная внутри. Мефодий Евграфович делал ее когда-то с расчетом на прибавление семейства.
Уже через полчаса из бани вывалился Арнольд. Тяжело дыша, он плюхнулся на скамью возле бани, но Клавдия Тимофеевна тут же увела его в дом и усадила отпиваться чаем. Остальные любители банных процедур еще долго хлестали друг друга вениками, поддавали жару, плеская водой на раскаленные камни. Время от времени они обливались холодной водой из специаль­но поставленной в предбаннике бочки. Словом, от души наслаждались процессом. После бани, разомлевшие, все собрались за столом. Клавдия Тимофеевна постаралась угостить гостей на славу. Тут были и пельмени, и пироги, и разносолы, и разные сорта варенья. Несколько банок с вареньем она приготовила компаньонам с собой. Как мать, она была безгранично благодарна Бендеру и Балаганову за спасение Вениамина. Она так и считала, что эти добрые люди спасли ее ненаглядного Венечку, ее единственного сына. Неизвестно, чем бы закончилось его пьяное бродяжничество. Она долго причитала и рассыпалась в благодарностях, пока Мефодий Евграфович ее не остановил и не переменил тему разговора. Как оказалось, он тоже повоевал на славу и дошел до Берлина. Здесь уж старшему поколению было что вспомнить. Наконец, голос подал Вениамин.
— Остап Ибрагимович, а вы у Агафьи-то Харитоновны были? Я вам еще показывал дом, где она живет.
— Сама Агафья Харитоновна нас мало интересует, а вернее сказать, совсем не интересует. А вот то, что она принимала участие в похоронах Александра Ивановича Корейко, нас заинтересовало. Вот сидит его сын Арнольд, который долго искал отца, да и мы с Александром Петровичем хорошо были знакомы с покойным. Для нас была полной неожиданностью и сама смерть Александра Ивановича и то, что похоронили его, почему-то, в цинковом гробу. Вы, Вениамин, исходя из ваших, пардон, недавних землеройных увлечений, тоже присутствовали на тех похоронах, о чем нам и поведали во время нашего знакомства. К Аглае Харитоновне мы собирались сегодня вечером зайти, благо она недалеко живет, на соседней с вами, как оказалось, улице.
— Про Аглаю-то много чего последнее время говорят, а больше, думаю, сплетнями занимаются. — Клавдия Тимофеевна положила всем по куску сладкого пирога. — Я ее хорошо знала, мы вместе с ней до пенсии в одном цеху работали на часовом заводе. Говорят, пожар был у ее соседа, и ее дом тоже чуть не сгорел, хорошо, пожарная машина приехала. А еще говорят, что она за этого соседа замуж собиралась. А может, и вышла до пожара. Может, сосед и сгорел тогда, что его в таком гробу похоронили. Давно ее не видела, надо будет сходить к ней.
— Мама, ты что-то путаешь, — Вениамин опять вступил в разговор. — Александра Ивановича того похоронили летом, а пожар был совсем недавно.
— Вот что я вам скажу, — Мефодий Евграфович долил всем чаю, — поздно уже идти всем табором, на ночь глядя, к одинокой женщине. Или не одинокой уже, но все равно поздно. Сидите, отдыхайте, чай пейте, а завтра уже и думайте, что да как. Я, лично, ничего не понял из всей этой истории. Про пожар я тоже слыхал, выгорел тот дом полностью. А узнать про покойного да поговорить с Аглаей Харитоновной, я считаю, уж лучше его сыну. Вот завтра пусть спокойно и сходит к ней. Как хотите, конечно, вам виднее.
— Совет, пожалуй, разумный, да и новые обстоятельства открылись. — Остап поднялся со своего места. — Ладно, пора и честь знать. Спасибо хозяевам за знатную баню и роскошный ужин. Давно такого удовольствия не испытывал.
     Следом, поблагодарив хозяев, поднялись и остальные. Балаганова разморило так, что он, как объевшийся сметаны кот, только сонно моргал глазами. Арнольд выглядел не лучше.
— Пень ты старый, — Клавдия Тимофеевна набросилась на мужа. — Так хорошо сидели, а ты заладил «на ночь глядя», да «поздно уже»…К Аглае идти, может, и поздно, а посидеть вот так душевно очень даже хорошо.
— Уймись, Тимофеевна, ты сама знаешь, что не про нас я совсем. Ну, а коли вы уж собрались, то в следующую субботу опять прошу в баньку. Попарились сегодня от души.
     Попрощавшись, компаньоны вышли на улицу. Осень уже давала о себе знать. Моросил мелкий холодный дождь, и вся компания, одетая в расчете на теплую погоду, прибавила шагу. Арнольд заметно отставал. Его руки оттягивала авоська, загруженная банками с вареньем. Остап и Балаганов взяли по одной банке себе, и движение компаньонов уравнялось.

Глава 14
«Добро пожаловать в семейное гнездышко!»

Аглая Харитоновна сидела у раскрытого платяного шкафа и перебирала гардероб покойного мужа. От него сохранилось много малоношеных или вовсе новых предметов одежды. Брюки она откладывала в одну сторону, рубашки в другую, прочую одежду тоже складывала отдельно. Хорошо, что размеры вещей покойного мужа соответствовали телосложению будущего мужа. Вещей оказалось много, и часть из них, самые поношенные, пришлось разрезать на тряпки. Хозяйственная Аглая Харитоновна берегла их на тот случай, когда она снова выйдет замуж. Случай, наконец, представился в лице Александра Ивановича Корейко. По документам Алексея Ивановича. Закончив с одеждой, она принялась ходить по дому, прикидывая, где будет стоять тот или иной предмет мебели. Она всерьез взялась за обновление своей жизни и осуществление вожделенной мечты — нового замужества. Первым делом она определилась с местами, где будут стоять кровати ее и Алексея Ивановича. Сначала она хотела поставить их рядом, но, подумав, поставила отдельно в разных углах спальни. Это было резонно, период восстановления ее Лешеньки должен был занять какое-то время. Напротив кровати будущего мужа, на тумбочке, она поставила новый, на днях приобретенный телевизор с большим экраном. Несмотря на свою комплекцию, окрыленная Аглая Харитоновна буквально летала по дому. Она с легкостью переставляла мебель с места на место, успевала гладить занавески, замешивать тесто и делать еще десятки мелких дел. В какой-то момент ей пришла в голову мысль повесить в сенях приветствие в виде небольшого транспоранта с текстом «Добро пожаловать в семейное гнездышко, Лешенька!». Подумав, она решила, что текст получается слишком длинным и «в семейное гнездышко» можно убрать. Чтобы воплотить идею в жизнь, Аглая Харитонова специально сходила в магазин канцтоваров, где прибрела лист ватмана и акварельные краски. Ватман она разрезала по длине пополам и склеила обе половины. Получилась длинная полоса бумаги, на которой она и начала писать свое приветствие. Склонность к рисованию в ней была заложена с детства. За этим занятием ее и застала Варвара Леонидовна Одуванчикова, подруга Аглаи Харитоновны, она же знахарка и ворожея. Варвара Леонидовна тут же, с порога, раскритиковала душевные порывы Аглаи Харитоновны:
— Аглая, я смотрю ты совсем голову потеряла со своим замужеством! Ты еще оркестр пригласи! Разве можно мужиков так баловать, да еще в самом начале совместной жизни! Им только дай волю, так они тут же на шею сядут и ножки свесят!
— Ну, это ты, Варя, напрасно, Алексей Иванович умный и душевный человек. Он и мухи не обидит, не то женщину.
— Ну, смотри, Аглая, не кусай потом локти, я тебя предупреждала. Когда собираешься его забирать? Я уже настоечку ему поставила на редкостных снадобьях. С самого полуострова камчатского в нее корешки входят. Третьего дня посылку оттуда получила. Так что лечение сразу начнем.
— Заберу, Варя, скоро уже привезу. Николай Фомич вроде как соглашается уже на днях выписать Алексея Ивановича. Лечи, колдуй, ворожи, делай с ним что хошь, лишь бы он на ноги встал. Да и подворожить бы еще так, чтобы он ко мне больше тянулся.
— Подворожу, Аглая, подворожу. Все в лучшем виде будет, ты меня знаешь.
— И я в долгу не останусь, Варвара Леонидовна, ты меня тоже знаешь
В том, что Алексей Иванович восстановится, Аглая Харитоновна не сомневалась ни минуты. С Варварой Леонидовной они дружили уже много лет, и за все эти годы подруга ни разу не подводила ее. Все, что она предсказывала, сбывалось, все назначаемые ею отвары и настойки на травах излечивали. Естественно, ворожея не афишировала свою деятельность, но из уст в уста передавались самые невероятные случаи исцеления ее «пациентов», искусно подогреваемые самой ворожеей и ее многочисленными наивными подругами. Одной из них была Аглая Харитоновна. Беседуя в больнице с Николаем Фомичем, лечащим врачом Александра Ивановича, она уже и не затрагивала тему положительной роли загоров и траволечения. Николай Фомич был высокообразованным и опытным специа­листом, убежденным сторонником традиционной медицины. Естественно, к настойкам из мухоморов и заговоренным куриным лапкам он относился резко отрицательно.
Накануне Аглая Харитоновна имела с ним нелегкий разговор. Накинув белый халат, она проникла в кабинет Николая Фомича и буквально приперла его к стенке. Вернее, пригвоздила своим напором к столу, за которым он тихо, улучив свободную минуту, со вкусом поедал бутерброд с вареной колбасой, запивая его чаем.