Чистопольский вояж командора

Глава 6

РЕШЕНИЕ ПРИНЯТО. «УМЕРЕТЬ», ЧТОБЫ ВОСКРЕСНУТЬ

Пока Остап с Балагановым, сидя на скамейке, вели неспешную душевную беседу, в эту лунную ночь на окраи­не Чистополя ворочался в постели и все никак не мог уснуть еще один персонаж нашего повествования. Это был не кто иной, как Александр Иванович Корейко. Да-да, он самый. Александр Иванович и не думал умирать. В его жизненные планы это не входило. Нет, он, конечно, понимал, что костлявая за ним когда-то явится, но эти мысли носили чисто умозрительный характер и мало чем отличались от печальных мыслей остальных представителей человечества. Мнимая смерть, задуманная и осуществленная им, была вынужденной мерой. Впрочем, здесь все надо излагать подробно. Тем более, что в постели ворочался отнюдь не Александр Иванович. Это если по документам.

Это ведь не шутка — взять и «умереть». Пусть даже и в кавычках. Начать надо с того, что Александр Иванович обрел в Чистополе долгожданный и безмятежный покой. Он с чувством и с толком сначала выбрал, а затем и приобрел небольшое, но обустроенное домохозяйство на окраине города. Бывшие его хозяева торопились куда-то переехать и долго не торговались. Александр Иванович потирал руки от удачно проведенной сделки по приобретению недвижимости. Дополнительным плюсом было еще и то, что домохозяйство размещалось в самом конце улицы. Оно включало в себя небольшой сад и огород. Однако вскоре обнаружился и существенный минус. Впрочем, он его быстро нейтрализовал.

Оказалось, что рядом проживает некая Аглая Харитоновна, особа, как выяснилось, не в меру общительная. Впервые увидев через забор Александра Ивановича, она тут же примчалась знакомиться.

— Ой, какая радость! Соседи у меня новые! Правду говорят, что свято место пусто не бывает! А вы один или с семьей? Издалека приехали? Ах, как вы удачно поселились рядом! Нам с вами скучно не будет! — словесный поток из нее полился, не умолкая. — А я Аглая Харитоновна, соседка ваша буду разлюбезная. Живу совсем одинокая, уже как два года будет, — она высморкалась в платочек, сделала вид, что всплакнула, и попыталась опять продолжить, — а вас-то как звать-величать? Нам, пенсионерам, надо друг с дружкой общаться, помогать взаимно и…

Александр Иванович понял, что этот бурный словесный поток надо перегородить сразу.

— Вот что, Аглая как вас там…

— Харитоновна я, Харитоновна. Да вы зовите меня просто Аглаей, живем-то рядом как никак, — поток опять было полился.

— Вот что, Аглая Харитоновна, запомните раз и навсегда. После аварии врачи прописали мне полный покой и никаких контактов с людьми, особенно с соседями. У меня было очень сильное сотрясение мозга и временами я бываю совсем не в себе. Так что мало ли… А сейчас у меня начинается прис­туп и вам лучше побыстрее удалиться, — Александр Иванович дернул головой и сделал страшную гримасу.

Аглаю Петровну как ветром сдуло. Попыток дальнейших контактов она больше не предпринимала. Мало того, вскоре между их хозяйствами появился высокий глухой забор. Александру Ивановичу это только на руку было. Глухим высоким забором он обнес весь свой участок, а особенное внимание уделил воротам. Это были настоящие крепостные ворота с хитроумной системой задвижек и запоров. Со временем он с удовольствием вошел в образ советского пенсионера, выращивая редиску, огурцы и другие огородные культуры. Остальных соседей он тоже сторонился и молча проходил мимо них. Они, в свою очередь, проинформированные Аглаей Харитоновной, отвечали ему тем же. Он всю жизнь был волком-одиночкой и это его устраи­вало. Жизненная философия Александра Ивановича Корейко отныне свелась к тому, что надо, наконец, расслабиться и пожить в свое удовольствие. Он и поживал. Поживал до того злополучного дня, который изменил все его планы.

Разные коленца выкидывает судьба, так и с нашими героями получилось. Однажды утром, попивая чай, Александр Иванович обратил внимание на свое искаженное отражение на блестящем боку электрического самовара. На него, выпучив глаза из-под лохматых бровей, смотрела какая-то чужая физиономия с длинными седыми патлами, обрамляющими вытянутую дынеподобную лысину. Недолго раздумывая, он сел в автобус и поехал в центр города, в парикмахерскую. Там его аккуратно подстригли, подравняли нависшие брови и надушили тройным одеколоном. Чрезвычайно довольный, он оглядел себя в зеркало и тут обнаружил, что рядом в кресло усаживается не кто иной, как Балаганов, компаньон небезызвестного Остапа Бендера. Александр Иванович бочком выбрался из кресла, неловко запнулся, на что обратил внимание всех присутствующих в парикмахерской. Балаганов тоже обернулся. Александр Иванович узнал его сразу. Очень уж примелькалась когда-то в Черноморске его рыжая шевелюра. А сцена ограбления на берегу с участием этого молодца и вовсе запомнилась Корейко-старшему на всю жизнь. Конечно, внешне Балаганов сильно изменился. Он постарел и похудел. Рыжие его кудри изрядно поредели и поседели, но это был именно он. Волею судеб оба оказались в Чистополе, за тысячи километров от Черноморска. Как молния в голове Корейко тут же промелькнуло, что раз компаньон Бендера здесь, то и сам Бендер не замедлит вскоре появиться на горизонте. Это будет означать только то, что его, Корейко, не только изобличат, но и лишат, в лучшем случае, части капитала. Он Балаганова узнал, а узнал ли тот его? Это был большой вопрос. Не дыша и глядя в сторону, Корейко поспешил покинуть парикмахерскую и припустил в сторону автобусной остановки. Только добравшись до дома и едва отдышавшись, он сообразил, что надо было убедиться в том, что Балаганов его не выследил. Скажем сразу, что Балаганов его не узнал. Он, правда, почувствовал что-то знакомое в облике Корейко, но этим все и закончилось.

С этого дня Александр Иванович потерял покой. Ему стало казаться, что в дверь вот-вот постучат и на пороге появится Остап Бендер в своей неизменной артистической фуражке. В конце концов он дошел до состояния сильного истощения. Тревоги стали добавлять и мысли об Арнольде, который тоже может сделать попытку его отыскать. Он бы на его месте не упустил такой возможности и начал бы поис­ки с места прежней службы отца. Конечно, его личные данные огласке не подлежат, но мало ли… Мы видим, что Корейко-старший как в воду глядел. Если до встречи в парикмахерской такие мысли он легко отгонял, уверовав в то, что его найти невозможно, то теперь, как хищник, он почувствовал опасность всей шкурой. И это была не метафора. Между лопатками появился тот забытый холодок, который всегда вовремя призывал его предпринимать серьезные меры предосторожности. Жизнь подпольных советских миллионеров далеко не сахар, им тоже надо платить по счетам за свое материальное благополучие. Как и прежде, он очень не любил расставаться со своими кровно и нервно заработанными деньгами. Как и прежде, покупая хлеб и кефир, он отсчитывал мелочь в магазине дрожащими пальцами. Но когда он любовно перекладывал пачки долларов в своем чемодане, движения его становились четкими и уверенными. С годами, однако, на него все чаще и чаще стала нападать меланхолия. Он стал осознавать, что никогда уже не сумеет потратить свои деньги в этой стране. Смысл его существования сводился лишь к их наличию. Иногда, правда, в его голове возникали разные фантастические картины. В них он видел себя то на каких-то виллах на берегах теплых морей, то на роскошных яхтах облепленный смуглыми красотками. К слову сказать, к женщинам он давно потерял интерес. Красотки затем превращались в страшных химер и он, усилием воли отогнав эти видения, с радостью обнаруживал себя стоящим в трусах на грядке с огурцами. Да, жизнь подпольных советских миллио­неров, действительно, далеко не сахар, и им остается только посочувствовать. Временами кого-то из них вытаскивают за ушко, и на солнышко, и вся страна с удовлетворением наблюдает по телевизору за показательными процессами. Прежние хозяева, кстати, оставили ему свой телевизор, но Александр Иванович включил его только один раз. В программе «Время» сообщалось о раскрытии преступной группы, которая занималась валютными операциями и казнокрадством в крупных размерах. Сообщалось, что всех участников группы приговорили к высшей мере наказания. С тех пор Александр Иванович телевизор больше не включал. Ему часто стал сниться один и тот же сон. На пороге, без стука, появлялся Остап Бендер и раскрывал огромный принесенный с собой баул. «Ну-с, — говорил он, — за отчетный период вы изъяли из казны государства сто семьдесят девять миллионов и тридцать две копейки в пересчете на рубли. Потрудитесь заплатить госпошлину в размере ста семидесяти девяти миллионов». За спиной Бендера стоял Балаганов в милицейской форме и с кирпичом в руке. Корейко-старший каждый раз просыпался в холодном поту. Сердце трепыхалось в грудной клетке, как воробей.

Владимир Сергеев