Чистопольский вояж командора

Псевдоним «Вова» принадлежал известному в очень узких кругах Вольдемару Сукенбергу. Через него, с помощью подставных лиц, Корейко неоднократно проводил операции «рубли — валюта — камни». Таким образом, большие объемы наворованных советских денег становились компактными вложениями средств и много места в житницах не занимали.

Сам Корейко перед «Вовой» никогда не светился и поэтому текст телеграммы его встревожил. Откуда Сукенберг о нем узнал? Что ему от него надо? Да еще «Молнию» отправил! Уж не оказался ли этот известный делец на крючке у органов? Александр Иванович потерял покой и лихорадочно стал обдумывать свои дальнейшие действия. Наконец он решил, что надо отсюда уезжать. И срочно. Адрес его был засвечен. Необходимо как можно скорее перебираться туда, где его никто не знает. Но по пути обязательно заехать в Москву, чтобы прощупать ситуацию и обнулить окончательно все дела и делишки. На работе он хотел было просто написать заявление об увольнении, но тут вышла осечка. Оказалось, что на него, как работника оборонной промышленности, было заведено «Личное дело», которое должно было храниться в отделе кадров предприятия энное время. Увольняясь и меняя место жительства, он обязан был дать подписку о неразглашении всего, с чем имел дело, и указать место дальнейшего пребывания. Решение о переезде, тем не менее, было принято.

Чтобы обосновать увольнение, Корейко сослался на то, что ему необходимо взять под опеку свою престарелую тетю.

Теперь необходимо было определиться с местом дальнейшего проживания. Александр Иванович с лупой и карандашом в руках долго изучал карту Российской федерации. Наконец, взгляд его остановился на небольшом городе в Татарской АССР под названием Чистополь. Он порылся в доступной информации и узнал, что Чистополь — бывший уездный город на берегу Камы, имеющий богатое историческое прошлое. Ныне это немногочисленный районный центр с единственным в городе крупным предприятием — часовым заводом, эвакуированным сюда в военное время из Москвы. Здесь можно купить небольшой домик и прожить оставшиеся годы в тишине и покое, устроившись куда-нибудь сторожем или вахтером. Средств на безбедную жизнь хватит с лихвой, а содержимое старого чемодана будет греть ему душу. Получив расчет, Александр Иванович по полочкам разложил все свои дальнейшие действия. Он вдруг вспомнил об Арнольде, и ему захотелось посмотреть, что из него получилось. Иногда Корейко и раньше о нем вспоминал. Адрес Зинаиды ему был известен, и как-то раз, уже после войны, он даже заезжал туда с целью увидеть отпрыска. На вокзале в каком-то киоске он купил Арнольду жестяную дудочку в подарок. Сыну тогда исполнилось семь лет, и он уже пошел в первый класс. Зинаида попросила Александра Ивановича не признаваться Арнольду, что он его отец. Корейко не возражал, и, оставив небольшую сумму денег на карандаши и тетради, уехал. Сейчас, по его расчетам, Арнольду исполнилось уже восемнадцать лет. Вспомнив себя в этом возрасте, он решил, что сын — личность вполне уже самостоятельная и способная себя содержать.

Приехав рано утром в Москву, Корейко прежде всего отправился в камеру хранения. Там он оставил свой заветный старый чемоданишко. Это был надежный способ хранения капиталов, который им применялся еще до войны в Черноморске. Затем, взяв билет до Казани на ночной поезд занялся тем, что им было заранее просчитано. Его действия были просты до гениальности. Образно говоря, он тихо вынул свой безымянный кирпичик из системы. При этом погорели несколько крупных теневых дельцов, включая «Вову» — Сукенберга и не менее двух десятков махинаторов помельче. Александр Иванович никого не закладывал, просто сработал «эффект домино». Прежде чем ехать к сыну, он с аппетитом пообедал в пельменной, а затем неожиданно для себя почувствовал что ему хочется прогуляться. Все складывалось так, как и было им запланировано. Он шел по бульвару и с удивлением видел, что листья на деревьях, оказывается, зеленые, небо голубое, а ветер пахнет цветущими акациями. Вокруг него бурлила неведомая и чужая для него жизнь. Звенели трамваи, сигналили автомобили, кто-то смеялся, где-то плакал ребенок. И он вдруг явственно почувствовал себя лишним на этом празднике жизни. И небо голубое не для него, и акации цветут совершенно для других. И вообще, жизнь проходит мимо. Он надвинул на глаза шляпу и сел в трамвай.

Зинаида с Арнольдом проживали в одной из комнат большой коммунальной квартиры. Мать Зинаиды недавно умерла, и комната перешла Зинаиде по наследству. Рядом со звонком висело пояснение, сколько раз надо звонить конкретным жильцам.

Александр Иванович нажал на кнопку звонка пять раз. Дверь открыла сильно постаревшая Зинаида.

— А, это опять ты… — сказала она равнодушно, словно они расстались только вчера. Она давно вычеркнула его из памяти. — Входи, раз пришел.

— Мне хотелось бы повидаться с сыном. Уезжаю я, Зинаида. Далеко уезжаю. И повидаемся, и попрощаемся.

— Да мы давно уж с тобой попрощались. Ты и так вроде как далеко уехавший. Я раньше все думала, что ты главным бухгалтером станешь на своей работе. Котелок-то у тебя варит, это сразу видно было. Все понять никак не могла, почему ты сам себя ограничивал по службе. Входи, вот наша келья. — Зинаида впустила Корейко в тесную комнатенку. — Арнольду давно пора узнать, кто его отец. Я ему врала все эти годы, что ты завел новую семью. Хорошо, хоть алименты платил. По совести сказать, какие это деньги с твоей зарплаты бухгалтера. Ладно, и на том спасибо. Садись на кушетку, Арнольд скоро придет. Бутылку ему обещала на проводы. А ты вовремя подоспел, в армию его забирают. Повестку вот принесли. И это очень хорошо, совсем от рук отбился парень. И не учится, и не работает, болтается целый день с такими же оболтусами. Сиди пока, я скоро. — Она ушла на общую кухню ставить чайник.

Корейко огляделся и сел. Он не выпускал из рук свой видавший виды «командировочный» портфель, в котором под нательным бельем и дорожными тапочками притаилось пять тугих пачек американских долларов. Это был его последний куш, который он уносил в клюве из столицы. Позже он намеревался переложить его на Казанском вокзале в свой заветный чемоданишко.

Дверь с треском распахнулась и в комнату ввалился юноша. Помещение сразу наполнилось винными ароматами. Корейко оторопел. Молодой человек как две капли воды был похож на него самого в молодости. Те же немного навыкате наглые бесцветные глазки, та же нижняя челюсть с обратным прикусом, те же едва намечающиеся ефрейторские складки вокруг рта. Было в нем что-то от молодого бульдога. Арнольд в свою очередь тоже мгновенно распознал родителя. В детстве он видел отца всего один раз, но в доме хранилось его фото, на котором они были запечатлены вместе с матерью сразу после регистрации брака.

— Ба! Папаша объявился! Вот это подарочек! А я в армию ухожу! Давай обнимемся! — Арнольд, дыша перегаром, облапал Александра Ивановича и попытался поцеловать его взасос.
Корейко-старший с трудом от него отбился. Он машинально задвинул портфель под кушетку. Вошла Зинаида, неся перед собой поднос с чайником и чашками.

— Мать, какой чай, ты мне бутылку принести обещала! Ставь на стол! Смотри, кто на проводы ко мне приехал! — завопил Арнольд.
Корейко переглянулся с Зинаидой и понял, что тут лучше промолчать. Начала говорить Зинаида.

— Во-первых, сынок, Александр Иванович у нас проездом. Он заехал попрощаться, когда узнал, что тебя забирают в армию. Во-вторых, ему с молодости совсем нельзя спиртного, у него больной желудок. Так что вы здесь почаевничайте, поговорите, а мне на работу сходить надо. — Зинаида накинула на себя кофточку и вышла. Она работала техничкой в учреждении неподалеку.

Корейко вышел вслед за ней.

— Зина, спасибо, что избавила меня от выпивки, я это дело до сих пор не переношу. Прости, в чем был не прав, и прощай.

— Прощай, Александр Иванович.

Когда Корейко вошел в комнату, то открывшаяся картина ужаснула его. Арнольд сидел на кушетке и рылся в его портфеле. Зажав в руке пачку стодолларовых купюр, он непонимающе смотрел на отца. Было видно, что он заметно отрезвел. Как начинающий фарцовщик, Арнольд осознал, что у него в руках доллары США и их очень много. Так много, что их количество не воспринималось его разумом. Ему иногда приходилось, если повезет, выменять у какого-нибудь иностранца пяти, — а если очень повезет, то и десятидолларовую бумажку, но такое…
Владимир Сергеев