Клавдия Николаева: «Это наша Победа!»

– С 1937 года я работала на судоремонтном заводе. С мамой, сестренкой и братишкой мы жили по адресу: поселок Водников, дом 8, в барачной квартире.

11 апреля 42-го года принесли повестку, нужно было собраться и прибыть в воен­комат. От судоремонтного завода поехали три девушки. На заводе нам дали телогреечки, сапоги, и мы поехали в Казань. Меня провожали мама и сестренка.

Довезли нас на лошадях до пустыря (сейчас там часовой завод), город кончился. Уже таяло, мы пошли пешком через Каму. Лошадей пустили вперед, а мы следом. Воды было по щиколотку. Я даже не представляю, как вернулись назад наши возчики с лошадьми!

На берегу нас встречало начальство из военкомата. Строем­ мы отправились в Казань. Через месяц приехали в Москву.

В Москве стали проверять наше здоровье. Две девушки не хотели идти на фронт. Они придумали себе всякой болезни, их отправили домой.

Я маленькая, худенькая была. Начальники посмот­рели на меня и тихонько сказали:

– Мы вернем тебя домой. Ты вон какая худенькая.

Я отвечаю:

– Нет! Раз пришла, пойду на фронт.

Врач говорит:

– Ладно. Выйди во двор, подумай.

Я вышла, села на лавку. В это время девчонки из Чис­тополя грузились в кузовки. Машины газ дали. Лида крикнула:

– Клава! Ты остаешься?

Я подумала: что будет, то будет! Кинула свой мешок. А в мешочках-то было из провизии две картошки...

Привезли нас на командный пункт 19 полка, построили в шеренгу, стали проверять документы. Тогда я окончательно осталась в 19-м полку.

Началась моя военная жизнь. Ребятишек и мужчин на фронт послали, а девушки и старики их место заняли.

Назначили нас, девчонок, по точкам.  На точке, куда я попала, был сержант, уже в годах. У меня был пулемет БК, у него – ДШК. У нас на точках стояли пулеметы: один БК, один ДШК. БК был как «Максим», а у ДШК ствол был как хобот. Стали учить устройству пулеметов, как заряжать, в общем, воен­ному делу. Для нас, девчонок, сделали вокруг пулемета подставки.

Наши пулеметы стояли на крышах предприятий и организаций. Многие точки я обошла. Стоя­ла на 20-м, 19-м заводах, на «Богатыре» (это фабрика, где сапоги резиновые делали), на Крымском мосту. Наша задача была сохранить эти производственные здания.

По-моему, мы начали службу на 20-м авиа­ционном заводе. Он был эвакуирован. Нашей целью было сохранить его остатки.

Вот один раз ночью, когда все спали, прозвучала команда «воздух!» Мы быстро собрались и побежали на точку. А самолет почти над нашей точкой летит. У нас прицелы были, это такие круги на пулеметах, которые показывали, на какой высоте находится самолет. Когда он ниже спус­кался, тогда его можно было бить. Иначе нельзя, мы свою точку раскроем, а не попадем. Они брали только высоту 1800 метров. У нас остались двое пожилых мужчин. Пока один из них ботинки зашнуровывал, пока обмотки наматывал, пока оделся, и графом по точке на крыше шел, где стояли пулеметы, самолет улетел...

Девчонки ушли на обед, а мы остались дежурить с сержантом. Мы научились по звукам моторов самолет определять: у «Мессершмитта» – один звук, у «Вульфа» –  другой. Я говорю:

– Дядя Вань (я его на точке дядей Ваней называла), вроде, звук-то не наш?

Он говорит:

– Сейчас посмотрим.

И вот мы смотрим в прицелы. Нет, высоко, даже не разобрать самолет по фюзеляжу.

Я шустрая была, говорю:

– Дядя Ваня, давай попробуем. Может, все-таки мы его собьем.

Он говорит:

– Нет. Если мы сейчас откроем огонь, значит за нами еще кое-кто откроет­ огонь. А нам это невыгодно. Они будут знать, где наши точки стоят.

За лесом стояли малокалиберные пушки нашего полка. Там должны его настичь.

Потом командир полка к нам приезжал:

– Ну, девчонки, молодцы!

А командир взвода:

– Хотели ведь открыть огонь-то!

На меня показывает:

– Эта несмышленыш старалась показать себя, мол, давайте выстрелим.

Он выразил нам благодарность и уехал.

Потом за лесом наши точки сбили вражеский самолет. Оказывается, он потерялся: летел не туда, куда надо. Немецкий летчик был в обмундировании, продукты были в самолете. Со всех сторон его окружили: куда он денется! Он сам приземлился. Как раз в это время Паулюс целую армию под Сталинградом сдал! А это – мелочь!

До Ржева я немножко не дошла. Когда туда нас привезли, красна была река Яуза от крови, и даже трупы плавали. Это когда только-только Ржев освободили. Тяжело там было…

В последнее время наша точка была на здании редакции газеты «Правда», целый год. Там мы потом салютовали. Днем кто чем занимался. Я, например, дежурила в столовой или в командном пунк­те, штабе полка. В КП полка свободные девчонки охраняли знамя полка. Это надо было четыре часа по стойке смирно стоять.

Пулемет обслуживали четыре человека. На одной точке – восемь человек у пулеметов. Нас шестнадцать человек было в комнате, чтобы попеременно: одна стоит, три отдыхают. Из оружия карабины у нас были.

Обмундирование нам выдавали вплоть до нижнего белья­. Зимой надевали брюки теплые, ватные, гимнастерку, валенки, носки, снизу теплую рубашку. На голову – «пирожок» – пилотку, зимой – шапку.

Нас мало куда отпускали. Как-то раз мы ушли в кино без увольнительных. Мимо проходил высший чин, мы ему не козырнули. И он нас – в КП. Там нас немного пожурили и выпустили. Зато уж на точке нам досталось!

Нас хорошо кормили. Я и сама поварила. Дефицита продуктов в Москве не было. Тогда были американские консервы. Из них можно было быстро что-нибудь приготовить. А я готовить еще дома научилась: мама работала, мне приходилось трудиться. Меня всегда хвалили: «Ой, как ты хорошо готовишь!»

В Москве стояли и оружейники, и «колбасники», так мы звали аэростаты. Они были большущие. Они хорошо помогали сбивать вражеские самолеты. Аэростаты ставили поздно, к вечеру их развозили вокруг Москвы.

Был случай, когда девушка погибла на аэростате. Ветер поднялся сильный. Она уцепилась, намотала шнур на руку, вовремя не смогда отпус­тить бечевку, когда остальные освободились. Ее мотало-мотало... И вверх подняло. Тело девушки нашли за ­Москвой.

...1, 2 мая мы уже знали о полной Победе. Я как раз стоя­ла у знамени в КП полка. Тут поговорили-поговорили по телефонам, а потом все побежали. Говорят, кузовка пришла, выгружать ящики надо. Это ракеты привезли. Когда я освободилась в 8 часов, тогда только узнала: салютовать будем за Берлин!

Нас учили сначала холос­тыми стрелять. Они как пули бронебойные. Туда их затолкаешь, пластиной покроешь­, закрепишь и ждешь, когда скомандуют: «Пли!». У нас было 5 стволов, все 5 штук должны одновременно выстрелить, не дай Бог, если кто-то опоздает!

За взятие маленьких городов давали по 10-15 залпов, за большой – 20 обязательно. Так, 9 Мая был большущий салют – 25 залпов. До чего же красиво было! Наши пулеметчицы с наших точек букеты цветов вверх запускали.

В День Победы все рода войск­ участ­вовали в салюте. Прожекторис­ты находились в разных частях в центре Мос­квы. И вот они обрушивали лучи в разные стороны, то из лучей сеточку делали, то вверх направляли, то вниз.

На большой аэрос­тат прикрепили портреты Ленина, Сталина, Молотова, вверх подняли. А мы еще добавили цветы. Ой, какая была красота! Сейчас делают, но это не салют.

25 мая мы дали последний салют  – 25 залпов. А 26-27 мая нас увезли на вокзал. Подарили нам два отрезика на платье. Завхоз дал нам по подушечке, простыни. Одна подушка у меня еще осталась, старая она, с тех пор 70 лет прошло.

В Казани ночевала у подруги Лизы. Мать ее рада была моему приезду!

В Чистополь я ехала на пароходе. Меня встретила только бабушка. Остальные члены моей семьи плавали на пароходе. Я их потом догоняла в городе Оса. Они по Каме плот вели.

Сестренка моя с 14 лет работала на пароходе. Я пошла на фронт 11 апреля, а сестренка Нина зимой отучилась в ФЗУ, закончив 17 апреля, пошла пары поднимать на пароход «Техник», кочегарить. Всю войну она на пароходе проработала.

Ирина Мясникова