О древнем роде ремесленников Вачуговых рассказывают его потомки(продолжение)

Моя Веруня – так называл я смолоду автора этих воспоминаний Веру Ивановну Евдокимову. Одна из самых дорогих мне людей, она ушла от нас 14 мая 2013 года. Последние годы, особенно месяцы, тяжело болела, но никогда не жаловалась, не ожесточилась и достойно несла свой крест.

Эти воспоминания очень непосредственны, искренни, какой была и она сама. 57 лет мы шли рядом, Вера одаривала нас всех любовью, теплом, светом, радостью. Была она человеком высокой духовности и нравственности: в жизни, в общении с людьми, на работе, дома – везде. Я спрашиваю себя: откуда у девочки, которая выросла в деревне с населением около 100 человек, училась в школе провинциального городка с крепкими патриархальными традициями, такой высокий духовный заряд? Видимо, все началось с общения с природой, но можно возразить­, что в ее родном совхозе нет особых природных красот: родники и овраги, березовые и осиновые рощи, полевые ромашки и колокольчики, жаворонки, скворцы и синицы… Но у русского человека все это способно вызвать такой духовный заряд, которого хватит на всю жизнь.

Игорь Евдокимов

г. Каменск-Уральский, апрель 2014 г.                                                                               

МОЕ ЛЕСНОЕ, СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО!

Наша семья приехала в Чистопольский зверосовхоз «Луч» в 1934 году. В то время там были только кроликоферма, два дома и два барака. Мы жили вначале на первом этаже двухэтажного дома (одна комната), потом на втором этаже.

Двухэтажный дом казался нам шедевром архитектуры. Была лестница, по которой я любила спускаться, веранда на втором этаже и над нашим крыльцом крыша (зонтик). Я часто перелезала через перила веранды и ползала по этой крыше. Она была неровной. Надо было ползать осторожно, чтобы не скатиться вниз.

У двора катались на коньках, которые привязывал папа веревками. Привязывал, я сползала по ступенькам лестницы, и веревки тут же развязывались. Снова поднималась, просила папу перевязать, иногда несколько раз. А когда кончалось его терпение, он говорил: «Катайся на валенках».

Наши летние игры и занятия: около дома на лужайке играли в чижик. Водилась я со Светкой, усыпляла ее, и играть... Лапта! Какой азарт! Я бегала быст­ро. Когда постарше стали, вечерами после школы играли в испорченный телефон, сидя на бревнышке. Была еще игра «Третий лишний». Компания совхозных подростков была небольшая: пять-шесть человек.  

Вечером вели полив грядок в огороде. Огород находился совсем рядом, а за водой надо идти на болото. На коромысле носила, плечи болели. Был еще второй огород на кроликоферме, там выращивали капусту и тыкву. Вода в лесу  – лужица, надо было босиком набирать воду.

Зато после такой работы – заслуженное разрешение вечером пойти на улицу – так мы называли это занятие. Долго не разрешали гулять. Но все равно мы с братом Володей умудрялись иногда побыть подольше, нарушив регламент.

Было еще одно интересное занятие. Вечером, как только мамы подоят коров, собирались несколько человек и в маленький лесок-осинник, гоняли коров в ночное, чтобы утренний удой был больше. Участвовали в этом и те, у кого не было коров. Коровы щипали траву, а мы на поляне костерок разводили, сидели, разговаривали. А кругом –  темнота. Страшно! Иногда в котелке варили суп из картошки, молоком заправляли. Всем по паре ложек, но зато дымком пахло. Какое это было удовольствие для нас: костер, дымок, приготовление еды! Не каждый раз сторожили коров в лесу, иногда и в недостроенном доме: окон и дверей еще нет, кругом на полу –  стружка, от которой шел особый запах. Коровы паслись на поляне, а мы болтали, жуя кусочек хлеба. Так вкусно!

В жаркие дни купались на болотах. Их было три: Усачевское, Сидоровское (близко от домов этих жильцов), Желтое – с песчаным дном. На Желтое ходили редко, оно было дальше. Чаще купались на Усачевском. Оно было со всех сторон окружено молодыми осинами. Прост­ранство для купания было всего четыре-пять метров, в других местах болота не купались, они были глубже, а плавать хорошо не умели.

Заходов в болото было два: один сразу, как подходили к нему; второй подальше, там деревья были очень близко, но глубина очень маленькая, чуть выше колен. Дно болота было грязное, мы вылезали с черными ногами. Садились на берег, опускали ноги в воду, отмывали от грязи. Купались до посинения. Не раз в обеденный час мама посылала папу за нами на болото. Он приходил с прутом, нас не трогал, достаточно было видеть его в руках отца. Значит просить разрешения покупаться еще не стоит.

Детям нашей семьи разрешали начинать купаться с  20 мая. Считали, что вода будет достаточно теплой. Уже накануне этого дня мы радовались. А что творилось 20 мая в душе?! Шли из школы, только и думая об этом радостном событии.

В начале сентября, когда вода уже была прохладной, но очень прозрачной, я утром (в школе была вторая смена) шла одна на болото, раздевалась, подходила к воде, долго не решаясь войти в нее. Но все же заходила (это в том месте, где было мелко), наклоняясь, погружалась в воду. Какая бод­рость появ­лялась во всем теле!

Помню до мелочей те места, тропинки, по которым шли к болоту: вот здесь была маленькая яма, в другом месте осинки заглядывали в болото, так были близко.

У меня были еще и другие занятия летом: найдя, то есть обнаружив в лесу гнездо какой-нибудь птахи, каждый день наблюдать, не появились ли птенцы, потом – как мамаша их кормит, старается отвлечь меня.

В жаркие летние дни стадо коров перегоняли в определенное место, где был маленький водоем. Они там пили. Мама ходила на дневную дойку, это 2-2,5 километра. Иногда я с ней ходила. Дорога пыльная, по обеим сторонам – поля пшеницы или ржи. И среди желтых стеблей – синие васильки (какая красота!), а по краям поля – вьюнки-березки с розоватыми, очень душистыми цветочками. Запах от них стоял всю дорогу.

Почти каждый вечер приходилось встречать корову, чтобы она зашла в хлев, а не отстала от стада. Звали корову ласково – «Дочка». У нее были высокие удои и очень вкусное, жирное молоко. На базаре к маме всегда была очередь. Но корова, к сожалению, была бодучая. К нашему­ горю, она погибла: объе­лась, было сильное вздутие, и она умерла. Через некоторое время купили другую корову. Удои были меньше, и молоко нежирное.

Держали почти каждый год поросенка. Мясо всю зиму было свое.

В 1949 году я окончила среднюю школу в г. Чистополь. Пос­тупила на 1-й курс Московского пушно-мехового института, на зоотехнический факультет. Инс­титут находился в г. Балашиха, в 40 километрах от Моск­вы. Жила в общежитии.

Жизнь студенческая была очень интересной. В общежитии, на одном из этажей, под баян были вечерами танцы. Студенческие вечера проходили в специаль­ном зале, а в клубе – концерты самодеятельности. В комнате было восемь девушек.

Жили дружно, с выдумками: например, однажды поздней осенью решили ночевать на верху стога сена в поле. Но холод заставил нас часа через три вернуться в теплое общежитие. Одной девушке из комнаты подарили новорожденного поросеночка на ферме, где она работала летом. Мы его поместили в посылочный ящик и пытались вырастить. Всякая живность в общежитии запрещалась, а наша комната была на первом этаже, где дежурили вахтерши. Как только поросеночек завизжит, мы начинали громко петь, чтобы на вахте не услышали. По очереди не ходили на занятия, оставались в комнате, но через неделю он умер.

Продолжение следует