ЧИСТОПОЛЬСКИЙ ВОЯЖ КОМАНДОРА

Глава 22

Психоанализ под кроватью. Визит Гвоздодерова.

Однако самым большим наваждением становился вопрос КТО ОН ЕСТЬ? Кем стал осознавать себя Александр Иванович после падения с кровати? Временами в его голове возникали какие-то неясные видения личностного характера, но они тут же расплывались, как только он пытался сосредоточиться. Поскольку в стенах дома Аглаи Харитоновны он уже появлялся под именем Алексея Ивановича, то для ясности он по- прежнему будет таковым и зваться. Его внутреннее «Я» в виде свернувшего аспида слегка и очень осторожно стало приподнимать голову, чтобы осмотреться. Что касается заветного чемодана, то сама мысль о нем (опять-таки после падения с кровати) разрывала внутренние оковы памяти и пыталась выбраться наружу. Наметился явный интерес Алексея Ивановича к изучению окружающей обстановки. Именно поэтому он в первую очередь устремился к окну. То, что он там увидел, вызвало у него смутное беспокойство. Узнал ли он место где стоял его дом? Вряд ли. О том, что случился пожар и дом сгорел, он и понятия не имел. Все эти открытия были у него впереди.
Приход Петра Пупырина вызвал переполох в душе Алексея Ивановича. Всю жизнь ожидавший, что за ним могут прийти, он мгновенно отреагировал на звук подъехавшего автомобиля, а затем последовавший стук в дверь. Чуть не подавившись куском пирога, Алексей Иванович заметался по квартире в поисках безопасного места. Сначала он залез под стол, потом кинулся в платяной шкаф, но в конечном итоге забрался под кровать, где и затих. Здесь он и был обнаружен хозяйкой. Эта дополнительная психологическая травма вновь уложила Алексея Ивановича в кровать. И все бы ничего, но у него после визита Пупырина появилась одна непонятная и неприятная особенность. Или, вернее, привычка. Засыпал он в своей кровати, заботливо укрытый одеялом, однако ночью перебирался под кровать. Не забыв прихватить с собой подушку, он долго предавался там каким-то своим непростым думам и переживаниям. Здесь ему было спокойнее, здесь он становился психоаналитиком. Прежде всего он пытался осознать себя как личность, но в его больном воображении, словно отдельные фото, появлялись совершенно разные люди. Что интересно, многих он узнавал. Проплывали искаженные лица старого ребусника Синицкого, у которого он когда-то снимал комнату, начальника «Геркулеса» товарища Полыхаева, бугалтера того же «Геркусеса» Берлаги и многих других его знакомых. Они тыкали ему прямо в нос указательный пальец и громко кричали одно и то же: «Это он! Это он!» Кто он, этот «он», Алексей Иванович как ни силился, понять не мог. Видения появлялись и тут же исчезали. Однажды, уже под утро, ему ясно привиделся Остап Бендер, который, глядя ему в глаза и улыбаясь, сказал: «А я знаю, кто ты есть таков, но сейчас не скажу. Жди своего часа». Алексей Иванович проснулся и долго ворочался под кроватью. Аглая Харитоновна исподтишка наблюдала за ним и тоже переживала. В конце концов он все-таки засыпал. Все попытки отучить его от привычки спать под кроватью успеха не имели.
      Прошло несколько дней. Аглая Харитоновна и на самом деле предприняла все меры, чтобы не допускать подобных инцидентов с непрошеными гостями. Прибегнув еще раз к снотворному, но уже в виде сразу двух таблеток, она однажды скормила их Алексею Ивановичу вместе с обедом. Убедившись, что тот крепко уснул, она наведалась к одной из своих доброжелательных соседок и попросила у нее помощи по обеспечению продуктами себя и своего подопечного. Они условились, что в определенное время соседка будет вешать их в авоське на забор. Затем Аглая Харитоновна написала письмо в виде отчета на имя Гвоздодерова. В нем она изложила сведения о самочувствии Алексея Ивановича, о его поступках и попросила навестить их, когда будет возможность. Та же соседка сходила в больницу и передала письмо доктору. В коротком ответе он пообещал прийти сегодня же, ровно в 19 часов, и наказал оставить двери открытыми.
Ровно в 19 часов Николай Фомич Гвоздодеров осторожно прошел с улицы в сени, а затем на кухню. Здесь он, как ни в чем не бывало, уселся за столом. Аглая Харитоновна налила ему в чашку чаю и положила на тарелку кусок пирога. Доктор был в белом халате, который надел в сенях. Хозяйка пошла будить к чаю Алексея Ивановича. Он уже мог добираться до кухни самостоятельно.
Когда Алексей Иванович своей шаркающей походкой вошел на кухню, то застал там мирно пьющих чай доктора Гвоздодерова и Аглаю Харитоновну. На секунду он оторопел, но хозяйка тут же усадила его на свое место, налила в чашку чаю и положила на блюдце кусок пирога. Это был своего рода эксперимент. Получается, что доктора он помнил хорошо и помнил, что опасаться его не надо. Николай Фомич заговорил, обращаясь к хозяйке:
— Я думаю, что вас можно поздравить, уважаемая Аглая Харитоновна. Алексей Иванович вполне самостоятельно и осмысленно передвигается, это о многом говорит. Что касается его чудачеств, я не вижу здесь ничего страшного. Спать на полу полезно для позвоночника. Разве что мыши во сне могут забраться в трусы. (При этом он незаметно подмигнул хозяйке, наблюдая за реакцией Алексея Ивановича).Что касается его немоты, то я полагаю, что речь нашего пациента постепенно восстановится. Вы с ним старайтесь побольше разговаривать, пусть даже он не будет отвечать.
— А если я попробую дать ему карандаш и бумагу? Может быть, он в ответ сумеет что-нибудь написать?
— Хорошая мысль. Пробуйте, экспериментируйте. А теперь позвольте откланяться, я забежал буквально на пять минут. Спасибо за чай. И пирог у вас изумительный. До свидания, Алексей Иванович, я за вас спокоен, вы под надежной опекой. Проводите меня, Аглая Харитоновна. — С этими словами Николай Фомич подошел и потрепал Корейко по затылку.
Тот в ответ смотрел на него снизу вверх как преданный пес. Он еще в больнице почувствовал, что в этом человеке в белом халате его спасение.
Хозяйка и доктор вышли в сени.
— Скажите, Аглая Харитоновна, наш больной хоть как-то проявляет беспокойство по поводу своего сгоревшего дома? Или о пожаре он до сих пор ничего не знает?
— Нет, Николай Фомич, не знает. Я даже не представляю себе, как он это воспримет.
— Ладно, пока это оставим. Главное, что ему становится лучше. В том, что он никого не хочет видеть, очевидно, есть причины. В целом, ничего страшного здесь не вижу. Продолжайте давать ему те же лекарства. Иногда буду заходить, а если что — зовите. До свидания, Аглая Харитоновна.
— До свидания, Николай Фомич. Большое вам спасибо за участие. Не знаю, что бы без вас и делала.
Когда хозяйка вошла в дом, Алексей Иванович все так же сидел за столом и продолжал жевать пирог. Вскоре он зевнул, потянулся, и, не глядя на Аглаю Харитоновну, отправился спать. Утром он проснулся на кровати. Похоже, реплику доктора про мышей он все-таки уловил. Надо добавить, что мышей в доме Аглаи Харитоновны никогда не было.

Глава 23

Компаньоны обживаются. План действий намечен.

Новые квартиранты Рината сидели на диване и обсуждали план предстоящей игры. В руках у Остапа была карта Москвы, которую он купил в газетном киоске на вокзале. Их новый знакомый Ринат выделил им одну из комнат в великолепно обставленной квартире своего дяди дипломата. Расположились со всеми удобствами. Остапу в качестве спального места достался огромный старинный диван с полочкой наверху. На полочке по ранжиру были расставлены традиционные фарфоровые слоны, а на ее краях стояли массивные керамические гориллы с устрашающим оскалом. Балаганов сидел под одной из горилл и чувствовал себя весьма неуютно.
— Командор, — сказал он, — позвольте я переставлю эту макаку куда-нибудь в другое место. Мне кажется, что она уже настроилась рухнуть на мою голову.
Остап встал и задвинул обеих горилл вглубь полок.
— Голуби мои, — молвил Остап, — нас приняли в настоящее дворянское гнездо, и это надо ценить. Весь окружающий инвентарь должен оставаться на своих местах. Прошу ничего не трогать, не перемещать и не переставлять. Стажер, покажите на карте район проведения предстоящих боевых действий, надо определиться далеко ли мы от него находимся. Смотреть и оценивать ситуацию на местности поедем завтра с утра.
Арнольд взял из рук Остапа карту и углубился в ее изучение.
— Судя по карте, мы находимся здесь, — он ткнул пальцем в то место на карте, где находился дом дипломата. Это был практически центр столицы. — До места назначения и не далеко, но и не близко, на трамвае это часа полтора. Метро, к сожалению, туда еще не провели.
— Нет, стажер, это заслуженное средство передвижения не наш выбор. К нашим услугам весь таксопарк столицы и грех им не воспользоваться. — Остап забрал карту из рук Арнольда, сунул ее в карман пиджака и продолжил:
— Пока наш славный студент и добрый хозяин на занятиях, предлагаю и нам заняться чем-то полезным и созидательным.
Балаганов вопросительно посмотрел на него:
— Что вы имеете в виду, командор?
— Я имею в виду, что наша бренная плоть требует к себе внимания. Хотим мы этого или не хотим, но ей периодически требуются жиры, белки и углеводы, не говоря уже о витаминах и других ингредиентах. Не будем же мы и дальше питаться за счет нашего гостеприимного хозяи­на. Он явится после занятий голодным и что он о нас подумает? Вот вам деньги, стажер, пройдитесь по торговым точкам. Продукты должны быть самого лучшего качества. Не мне вас учить, я верю, что вы все сделаете в лучшем виде. Кстати, используйте и уже имеющиеся продукты, это наказ Рината. Теперь о вас, бортмеханик.
— А что обо мне? — удивился Балаганов. — Кухня — удел нашего внука, я могу быть только на подхвате.
— Рядом с вами, Шура, трюмо. Подойдите и посмотрите на себя в зеркало.
— Ну, подошел, что из этого? С какой стати я буду на себя в зеркало пялиться?
— Обратите внимание, бортмеханик, на отдельные детали вашего гардероба. Если вы решили своим видом подчеркнуть, что вы из Татарской АССР, то и тюбетейку надо было надеть новую, праздничную. Помнится, вы такую надевали, когда мы ездили к Аглае Харитоновне. Хотели произвести на нее впечатление?
— Больно надо. Просто надел и надел. Она ближе на вешалке была. Что-то я вас не понимаю, командор.
— Сейчас поймете. Еще раз повнимательнее пос­мотрите на себя. На вас, Шура, не брюки, а кальсоны какие-то, только без тесемок. А что надето сверху на вашу рубашку больничного цвета?
— Как что? Пуловер. Жена еще покупала.
— Я понимаю, что он вам дорог как историческая реликвия, но такое впечатление, что его вязали еще в нео­лите, новокаменном веке. Это примерно десять тысяч лет назад. Тогда наши предки начали одомашнивать овец и верблюдов и вязать из их шерсти пуловеры и другие изделия. Я вам предлагаю пройтись с нашим внуком по магазинам мужской одежды и приобрести кое-что поприличнее, вы ведь в Москве как-никак. Да и перед однополчанами надо выглядеть браво. В Чистополе вы водили Арнольда по торговым точкам, а здесь он вас поводит как житель столицы. Стажер, вы что-то пригорюнились. В чем дело?