«Пусть такое больше никогда не повторится»

В нашем городе проживают пять бывших несовершеннолетних узников, одна из которых Дина Дмитриевна Левушкина.

Из нелегкого детства у женщины осталось много воспоминаний, которыми она охотно с нами поделилась.

- Родилась я 6 мая в 1936 году. Жили мы в Ленинградской области, в селе Свирь Лодейнопольского района. ГЭС у нас там была, - вспоминает Дина Дмитриевна. - О том, что началась война, мы узнали из репродуктора. На улице они стояли черные, я помню, на столбах. Отца сразу забрали на фронт. Нас было у родителей трое: сестренка Лида семи лет, мне – пять и двухгодовалая сестренка Женя. Мама решила к своей сестре отправиться, у нее детей не было. Так было бы легче во время войны, она же одна осталась. Нужно было перейти реку Свирь. Мама говорила, что мы дойдем до берега, и там переправа есть. Раньше ведь какая переправа: крикнут – лодка едет, если ее нет на этой стороне. Мы когда пошли – сразу, я помню, налет. Вот это я помню хорошо. Мы идем. Сестренка у мамы на руках на полотенце была привязана. А мы – за руки. И котомка у мамы за плечами, еда на дорогу. Июнь месяц, тепло, в платьишках. Пошел налет. Мама говорит: «Давайте, ложитесь, ложитесь!» Идем, где ямочка, мы к ямочке пригнемся, самолеты пролетят – мы пошли дальше. Добрались до тетки. И как раз около их поселка опять налет, машины. Всех на машины собрали и повезли. Так мы попали в концлагерь. В чем были, в том и остались…

Нас пленили финские войска, которые оккупировали Ленинград с севера. А там граница с Финляндией, 90 километров всего. В 1941-м, сразу же, как только объявили войну, самолеты полетели.

Увезли нас в Карелию, в лагерь №5 (в городе Петрозаводск, который финны переименовали в  Яанислинн – «Крепость на Онего» – И.М.). Привезли туда, там бараки. Никаких нар, просто голые стены, и все сидят вдоль стен, ногами вместе. Барак неширокий, узкий проход. Маленькая у мамы на коленях, а мы по бокам. И мы днем и ночью – сидя. Потом маму стали угонять на работу, мы в бараке оставались. Окопы рыли взрослые, снег убирали. По-видимому, их еще возили на лесоповал, потому что не каждый вечер их вовремя привозили, другой раз ночью уже. Все изможденные приезжали. А вечером, когда маму пригоняли с работы, мы из барака выходили встречать, выбегали ребятишки. Детей за территорию лагеря не выпускали: колючая проволока, полицейские нас отгоняли. Сестренка младшая вообще никуда не выходила, сидела в бараке.

Приносили, помню, на каких-то маленьких блюдечках, по-видимому, мерзлую картошку: что-то жидкое, сладкое. Детям давали кушать, а что родителям – я не знаю, что они ели. Может, давали сколько-то хлеба.

Когда наши войска в Карелию добрались, финны концлагерь расформировали, а нас отправили в Кондопогу, тоже в Карелии. Недалеко от этого города  была заброшенная деревня. Всех, видно, кого куда вывезли. Нас поселили в брошенные дома. Много нас было, тех, кто в концлагере был. Мы жили в большущем доме деревенском. Маму угоняли в колхоз на работы, на скотный двор. Здесь умерла  старшая сестра. Ее змея укусила. Где она похоронена, мама даже не знала. Сестру сразу забрали, увезли, и маму не пустили.

Конечно, недоедали, недопивали. И лебеду ели, из клевера пекли хлеб, черный-черный! Мама насушит. Все так собирали. Травы уж не было, перебивались. А летом мама кислицы, щавеля, шиповника собирала – все травы переели, какие можно было.

В 1944-м нас освободили из неволи (Петрозаводск и Кондопога были освобождены 28 июня 1944 г. 313-й Петрозаводской дивизией – И.М.). Тут полицейские начали ездить по деревне на машинах, с нагайками, искали женщин, угоняли в Финляндию. А мы маму прятали. Там дома высокие были, не такие как здесь. Мы в подвал ее закроем. На замке дом. А эта деревня на берегу Онежского озера была. Мы бежим на озеро. Побегаем, пока полицейские проедут, потом опять в дом. Мы уже подросли, а на ноги-то ничего нет. И вот, помню, когда наши войска освобождали эту деревню, мы солдатские сапоги на помойке нашли. С сестренкой обуем эти сапоги, то она потопчется, то я. Я сапоги эти хорошо запомнила. Ножки тоненькие, сапоги большие! Но мама запрещала нам выходить, мало ли что.

Вскоре нас разыскал отец Полосухин Дмитрий Иванович. Он воевал на Тихвинском фронте, освобождал Ленинград и близлежащие города. Его по ранению демобилизовали. Стали мы жить в городе Подпорожье Ленинградской области. Там речка Пороги, электростанции Свирь-2, Свирь-3. Три электростанции было на реке.

Окончив школу, Дина Дмитриевна поступила в Ленинградский механико-технологический техникум легкой промышленности. После, в 1957 году, была направлена в Чистополь на обувную фабрику, которая только что организовалась на базе кожевенного завода. Стали осваивать ручной пошив обуви с постепенным переходом на механический.

25 лет посвятила Дина Дмитриевна родному предприятию. Начинала с должности мастера участка, потом была технологом, диспетчером, инженером-лаборантом, начальником цеха, начальником планового отдела.

– Пусть такое на нашей земле  больше никогда не повторится, тем более – концлагеря, – говорит Дина Дмитриевна и желает молодежи ценить дружбу и мирную жизнь.

Ирина Мясникова, старший научный сотрудник музея истории города