Ей было 10 лет, когда началась война. О нелегком времени в тылу рассказывает чистополка Рауза Салахутдинова

Когда разразилась война, мне было 10 лет, я успела окончить 3 класса школы №2.

В наш город были эвакуированы предприятия из Гомеля, Киева, Мос­квы, Сталинграда, а также более 22 тысяч жителей из западных областей. Город был переполнен. Наступили долгие изнурительные дни для нашего народа. Вскоре в магазинах почти все исчезло, а цены на продукты подскочили.

Когда объявили о начале войны, улицы были полны людей. Все вытирали слезы. На их лицах я увидела тревогу, страх и озабоченность. Наше детство закончилось в одночасье. Нас­тупила тяжелая борьба за выживание. Жизнь потекла по законам воен­ного времени, многие тяготы легли на наши детские неокрепшие плечи. 

К нам подселили двоих беженцев, хотя дом у нас был без сеней, четырех­стенный. Я жила с отцом-инвалидом и матерью. Старшую сестру Раису после окончания средней школы №2 и 3-месячных курсов послали учительницей начальных классов в Адельшино.

По ночам было темно и тихо. Для светомаскировки окна занавешивали. В городе была введена карточная система распределения продуктов (вплоть до 1947 года). Детям в школе выдавали 300 грамм хлеба, работающим – 600, а рабочим оборонного завода №835 НКМВ (часового) – 800. Тем, кто перевыполнял норму, полагался еще бесплатный обед. Чтобы получить паек, надо было выстоять очередь, которую занимали с ночи. Номер очередности записывали на руке.

Жителей Чистополя и деревень спасали огороды, у нас он был около двух соток. Мы садили картофель, свеклу, морковь, лук, подсолнух и много тыквы. Из нее и муки, которую иногда по 300 грамм в день давали вместо хлеба, мать пекла пироги. Два-три раза в неделю меня посылали за чекушкой (250 грамм) молока. 

На рынке продавали не только овощи, но и разные травы, листья молодой крапивы. Эвакуированные меняли свои вещи на продукты. Нам всегда хотелось есть. На берегу реки мы собирали шиповник, который заваривали вместо чая, щавель на лугах, дикий лук, даже лебеду. Один наш родственник ловил рыбу. 

За водой ходили на колонку, которая находилась посреди улицы Тукая. Она помещалась в небольшом домике, откуда изнутри открывали кран, когда подставляли ведра. За питьевой водой спускались и на родник под мос­том на улице Урицкого. 

Запомнились зимы, снежные, суровые, дров не хватало. Мы ходили в лес за 5 километров и волокли сухостой, кто сколько может. Рабочие, даже писатели вытаскивали из Камы плоты, разгружали после работы баржи с углем. 

Отец иногда покупал охапку дров на свою пенсию. До сих пор в памяти стоит, как утром отец затапливал печь. Поленья дымили, но разгорались. Весело гудела печка, оттаивали окна, журчал самовар. И от этого было тепло и радостно. 

Еду готовили на керосинке, за керосином тоже приходилось подолгу стоять в очередях.

Вскоре мать простудилась на работах в деревне, куда ее посылали помогать сельчанам, и ее не стало. С отцом я осталась одна, и вся физическая нагрузка (уборка, стирка, работа в огороде) легла на меня. Сестра из деревни присылала картошку, соседка-белошвейка и друзья отца подкармливали нас.

Школьников тоже посылали на работу в поле в близлежащие деревни. Школа стала размещаться недалеко от трикотажной фабрики, в здании, где раньше было медресе, в котором учился Гаяз Исхаки. Тетрадей не было, писать приходилось на обер­точной бумаге или на полях газеты. Училась я вместе с Гумером Усмановым, мы сидели за одной партой и были отличниками. Впоследствии он стал первым секретарем Татарского обкома партии.

Постоянно шла мобилизация на фронт. Почти каждый день приходили повестки военнообязанным, вначале мужчинам, родившимся с 1905-го по 1918 год, а в конце 1941-го – и другого призывного возраста. В городе остались одни старики, женщины и дети.

Однако жизнь продолжалась, у нас были и радостные дни, показывали фильмы о подвигах наших солдат: «Два бойца», «Три танкиста», в парке играла музыка. В школе на концертах и в трех военных госпиталях исполняли проникновенные, мелодичные песни военных лет, такие как «В землянке», «Вечер на рейде», «Синий платочек».

С нетерпением люди ждали новогодних праздников. Многие предприятия устраивали «елки» для детей своих работников, утренники были и в школах.

Детвора получала небольшие пакетики с угощениями. К концу войны к больному отцу вернулась сестра из Адельшино и устроилась на трикотажную фабрику, многим трудно было найти работу.

Взрослые, как и сестра, работали в две смены по 12 часов, с одним выходным в месяц. Мы, дети, усердно учились и помогали по хозяйству. Действительность требовала быть ответственным и готовым к любым трудностям. Люди всегда были готовы прийти на помощь. Грозное время сплотило нас. Боевой тыл работал день и ночь, как часы.
Трудно описать ту радость, когда по радио объявили о нашей великой победе. Народ высыпал на улицу, гремела музыка. Помню взволнованные лица взрослых, на их глазах были слезы и горечи, и радости. Все обнимали друг друга. Еще 6 лет встречали с вой­ны возвращавшихся победителей.

За это время мы повзрослели. Как могли, мы боролись за победу в тылу, приближая ее своим трудом и терпением.

И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?
Что гадать? – Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.
                             Юлия Друнина